Дай пять
Шрифт:
– Возможно, я здесь могу чем–то помочь. Я бухгалтер, и, боюсь, это моя проблема. Дело в том, что такое случалось и прежде. Это все компьютер. Просто не можем понять, почему он не распознает некоторых клиентов.
Марта постукивала пальцем по столу:
– Компьютер ни при чем. Просто кое–где еще водится народ, который хочет получить преимущество. Люди думают, что это в порядке вещей – надуть большой бизнес.
Мужчина скупо улыбнулся и протянул мне руку:
– Лари Липински. Я удостоверюсь, что счет исправлен.
Марта
– Нам наяву стоило бы увидеть погашенный чек.
– Ради Бога, – обратился к Марте Липински, – человек исчез посреди беготни по хозяйственным делам. Наверно, чек был при нем. И как, ты полагаешь, тебе покажут тот чек?
– Предположительно, Шутцы долгие годы были клиентами. Должно быть, у них имеются погашенные чеки за предыдущие кварталы, – предложила она.
– Не могу поверить, – возмущался Липински. – Да отвяжись ты. Дело в компьютере. Помнишь прошлый месяц? У нас были те же проблемы.
– Это не компьютер.
– Компьютер.
– Нет.
– Да.
Я попятилась и выскользнула в дверь. Мне не хотелось маячить поблизости, когда дело дойдет до грязной потасовки и выдирания волос. Если Фред собирался «чрезвычайно преуспеть», то с виду не похоже, что он сорвал куш с этих двоих.
Полчаса спустя я вернулась в резиденцию Винни. Его кабинет был закрыт, а возле стола Конни не слонялись претенденты на залог. Лула и Конни вели дискуссию о мясном хлебе.
– Что за мерзость, – говорила Лула, тараща глаза на сэндвич Конни. – Разве слышали когда–нибудь о майонезе с мясным хлебом? Все знают, что мясной хлеб едят с кетчупом. Нельзя класть на мясной хлеб какой–то дерьмовый майонез. Это что, ваши итальянские штучки?
Конни показала Луле средний палец.
– Вот наши итальянские штучки, – сказала при этом Конни.
Я стащила из коробки на столе Конни кукурузные чипсы.
– Так что происходит? – спросила я Лулу. – Вы теперь с Торчком пара?
– Он не так уж плохо целуется, – ответила Лула. – Поначалу ему было трудно сосредоточиться, но потом, я думаю, он вошел во вкус.
– Я собираюсь за Бриггсом, – сообщила я. – Хочешь поехать со мной для страховки?
– Конечно, – подтвердила Лула, натягивая через голову трикотажную рубашку. – Все лучше, чем сидеть тут без дела. Весь день такая скукотища.
В руках у нее уже были ключи.
– Но поведу я. У тебя фиговая аудиосистема в «бьюике», а мне нужно «Долби». Мне для настроения требуется музыка. Я собираюсь настроиться, прежде чем надрать кому–нибудь задницу.
– Мы не надираем задницы. Мы действуем хитростью.
– Это я тоже могу, – согласилась Лула.
Я последовала за Лулой к ее машине. Мы пристегнули ремни, врубили CD–плейер и чуть не стартовали с земли от мощных басов.
– Каков у нас план? – спросила Лула, въезжая на парковку у дома Бриггса. – Нам
– План таков: стучим в дверь и врем в три короба.
– Я могла бы начать первой, – взбодрилась Лула. – Люблю я врать. Могу навешать лапшу любой заднице.
Мы пересекли парковку и поднялись по лестнице. Холл был пустым, из квартиры Бриггса не доносилось ни звука.
Я прижалась сбоку к стене, вне поля зрения глазка, а Лула дважды постучала в дверь Бриггса.
– Как я? – спросила она. – Хорошо выгляжу? Это мой доброжелательный взгляд. Он говорит: «давай, ублюдок, открывай дверь».
Увидь я такой вот Лулин взгляд по другую сторону своей двери, то спряталась бы под кроватью. Но то я.
Дверь на цепочке открылась, высунулся Бриггс и уставился на Лулу.
– Приветик, – поздоровалась Лула. – Я соседка снизу, принесла вам тут петицию подписать, поскольку нам собираются поднять квартплату.
– Я ничего не слышал, что нам собираются поднять плату за квартиру, – заявил Бриггс. – Я ничего не заметил.
– Ну, они все равно поднимут, – обнадежила Лула.
– Сукины дети, – возопил Бриггс. – Вечно они что–то устраивают в этом доме. Не знаю, что меня тут держит.
– Дешевая плата? – предположила Лула.
Дверь закрылась, цепочка исчезла, и дверь открылась снова, уже шире.
– Эй! – возмутился Бриггс, когда мы с Лулой втолкнули его в квартиру. – Нельзя так толкаться. Вы меня надули.
– Подумай еще раз, – напомнила Лула. – Мы охотники за головами. Можем толкаться сколько душе угодно. У нас есть право.
– Нету вас прав, – возразил Бриггс. – Обвинение сфальсифицировали. Я носил ритуальный нож. Он с гравировкой по лезвию.
– Ритуальный нож, – повторила Лула. – Кажется, маленький чувак типа тебя мог бы таскать ритуальный нож.
– Точно, – подтвердил Рэнди. – Меня незаконно обвинили.
–Толечки это не важно, – заявила Лула. – Все равно пойдешь с нами в тюрьму.
– У меня разгар большого проекта. Времени у меня нет.
– Хммм, – сказала Лула. – Позволь мне объяснить, как это работает. Говоря в общем: а нам пофиг.
Бриггс поджал губы и сложил руки на груди.
– Вы не можете заставить меня пойти.
– Еще как можем, – возразила Лула. – Ты просто салага. Мы можем заставить тебя спеть «Янки Дудль», если захотим. Толечки мы не станем этого делать, потому что мы профессионалки.
Я вытащила наручники из заднего кармана и застегнула один из браслетов на запястье Бриггса.
Бриггс взглянул на наручники, словно на вирус, пожирающий плоть:
– Что это?
– Ничего страшного, – успокоила я. – Стандартная процедура.
– Иииииии, – завизжал Бриггс. – Иииииии.
– Заткнись, – завопила Лула. – Визжишь, как девчонка. От тебя мурашки по коже.