Дай тебя забыть
Шрифт:
Мне снилось что-то дикое и безумное: я с мужчиной. Как подобное вообще возможно?! Мое сердцебиение отдавалось в висках, разгоняя кровь все быстрее.
Естественно, практики в моей жизни не было, теория имелась весьма скудная, но я и представить не могла, на что способна моя фантазия. Это какая-то не моя реальность, пусть даже во сне.
Жадные, клеймящие поцелуи покрывали мою шею, в то время, как наглые руки ласкали обнаженную грудь и живот.
Даже несмотря на то, что это был лишь сон, мое нутро распирало любопытство, перемешанное с первобытным
Только вот… Как бы ни было, а свой первый раз я представляла себе уж точно не так. И вместе с тем, мне остро хотелось испытать свой первый поцелуй… Ощутить чужие губы на своих, впервые схлестнуться с кем-то языками в поединке страсти, прирасти кожа к коже друг к другу…
Меня прочно придавило мужским, явно очень возбужденным телом. Мое смущение набирало обороты вместе с неведомым мне до этого порочным азартом. Темнота в помещении прочно скрывала от меня лицо этого самца, но мне хотелось думать, что я в руках Паши.
Это ведь сон. Имею право, в конце концов! Отчасти, я даже на мгновение разозлилась на себя за подобные мысли. Рома не менее красив, казался более благонадежным, плюс, к нему в комплекте не шла рыжая надменная курица. Пожалуй, пара рыжих — это перебор. Да и стерва Максимовская — крашенная. Авдеев же — такой настоящий!
Только фантазия все равно упорно прорисовывала черты “братца” на месте мужчины. Мое лицо залил предательский румянец, по телу прошлась волна возбуждения, а низ живота буквально свело от какого-то предвкушения, когда настойчивые губы опустились с шеи на грудь.
— Ма-акс, — протяжно выдохнула.
Мужчина внезапно отстранился и мне вдруг стало неловко и прохладно. А потом меня буквально ослепило, а следом — и оглушило.
— Какого хрена, мать твою! — громко зарычал Максимов, клацнув выключатель.
Затем последовала весьма осязаемая боль, и я сразу осознала, что не спала. Паша подскочил к кровати и резко дернул меня за лодыжку, из-за чего я рухнула на пол, ощутимо ударившись копчиком и мягким местом.
Мои ладони, вместо того, чтобы смягчить удар, машинально прикрыли грудь. Боже мой, как стыдно! Мы же, только что… чуть не…
— Вон пошла отсюда! — швырнул в меня, взявшуюся непонятно откуда, мою же футболку Макс.
Слезы обиды градом посыпались из глаз, а я не могла даже пошевелиться. Боялась поднять взгляд на “братца”, потому что всем своим нутром ощущала, насколько он зол.
Судя по звукам, парень метался по комнате, только вот его прожигающий взгляд не переставал таранить меня.
Нет, понятно, что на фоне треклятущей Натали я выглядела более чем убого, но ведь и сам Паша хотел ЭТОГО. Разве нет?! Или он просто перепутал меня со своей девушкой?
Ну конечно же, дура! Его же выдернули, небось, из чужой постели, а тут я прилегла под бочок, курица!
Мысли, одна за одной, зудели в голове, а я так и продолжала
Что же теперь делать? Что теперь будет?
— Как же я тебя ненавижу, — раздался совсем близко презрительный голос.
Мои ладони буквально силком оторвали, и через мгновение, на мне оказалась надета моя футболка.
Пожалуй, теперь, запах, который показался мне странным, теперь отчетливо напоминал перегар. Максимов пил? Очевидно. Вероятно, еще и поэтому его реакция такая заторможенная: эмоции довольно сухие, а поведение несколько резкое. Хотя… Что я могла знать о чужом человеке?
— Больше не путайся у меня под ногами, иначе пожалеешь, — утробно произнес “братец”, вставая на ноги, а затем, буквально за шкирку, вышвырнул меня за дверь. Следом щелкнул замок.
Пожалуй, я, все-таки, хочу мороженое. Надо срочно охладиться. И подумать.
***
Утром на кухне столкнулись две тени: я и Максимов. Оба помятые, взъерошенные, крайне несчастные…
Я больше так и не уснула: все размышляла о том, что было бы, если бы Макс не остановился, если бы я не проснулась, если бы все произошло…
Катастрофа! И это еще мягко сказано. Но, все же, куда сильнее меня волновал другой вопрос: что было бы после? А еще, мне совсем не нравилось думать об этом, но переключить мысли на что-то другое никак не получалось.
Мне казалось, что именно этим утром я с легкостью читала Пашу, его скупые эмоции и явно тяжелое похмелье. “Братец”, несмотря на собственное удручающее состояние смотрел на меня с… жалостью, что ли.
— В связи с тем, что у меня появился довесок, давай установим правила, — тяжело вздохнув, протянул Макс. После сделал несколько жадных глотков минералки. От завтрака он и вовсе воздержался. Я же уныло ковыряла шедевры ресторанного искусства.
Аппетит пропал окончательно. Довесок, правила…
Горькая обида разрасталась внутри, только я не могла снова дать ей выход. Не после этой ночи. И, нет, я не испытала на себе физического урона, хотя долго разглядывалась в зеркале после душа — синяков нет. Разве что, несколько отметин на шее и ключице, которые мне даже нечем замаскировать. Поэтому я не стала заплетать волосы, в тщетной попытке прикрыть это вульгарное безобразие.
И, что хуже всего, каждое касание к местам горячих поцелуев словно током прошибало все моё тело: оно отказывалось подчиняться голосу разума, здравому смыслу и просто… ждало непонятно чего.
Только вот внутри все пылало огнем, уже не страсти — боли. Быть отвергнутой, изгнанной из чужих покоев — это слишком. Меня триггернула ситуация с отцом, который просто спихнул обузу в интернат: я снова ощутила себя брошенной на обочине жизни маленькой девочкой, которой не к кому обратиться за помощью или просто поплакать.
И, да, я выла белугой в подушку, потому что мне было больно. Я хотела вернуться в комнату к Максу, объясниться, поговорить с ним, готова была и на коленях стоять — что угодно, лишь бы не оставаться одной.