Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев
Шрифт:
Шепель сделал несколько глотков — по жилам прокатилась горячая волна. Питьё на вкус, невзирая на ожидания — Шепелю доводилось пить снадобья ведунов, и он отлично знал, что гаже их на вкус и найти трудно — оказалось недурным, отдавало мёдом, зверобоем и липой. И ещё чем-то, неузнаваемым, но различимым.
— Где я? — отдышась после очередного глотка, спросил Шепель. В горле уже не сипело и не булькало, как в прошлый раз.
Девчонка отёрла с его лба крупную испарину.
— А тебе что нужно? — спросила она повеселелым
— Ну, страна-то, небось, Русь? — хмыкнул Шепель, тоже веселея. — Нет?
— Русь, Русь, — кивнула девчонка.
— Волынь? — спросил Шепель, и его голос против воли дрогнул.
— Она, родимая, — вздохнула девушка, убирая на полку чашу. — Весь наша Красный Яр зовётся.
— А до Владимира далеко? — Шепель напрягся.
— А на что тебе Владимир-то? — удивилась девушка, оборачиваясь к кметю. — До Владимира-то вёрст с сотню…
Шепель вытянул было губы трубочкой, словно собираясь присвистнуть, но в последний миг удержался, мысленно хлестнув себя по губам. Ещё чего выдумал, свистеть в приютившем доме — совсем стыда перед домовым не иметь.
— А как я тут оказался-то? — ошалело спросил он.
— Совсем ничего не помнишь? — участливо спросила девушка, подсаживаясь к нему рядом. Он тут же вспомнил, как точно так же подсаживался отец — и тепло от девичьего бедра было точно таким же. Точно, бред был.
— Нет, — он зажмурился. — Помню, что в реку прыгнул со стены городской.
— Ого, — девушка восхищённо покачала головой. — Река тебя и принесла.
— Луга? — уточнил Шепель неведомо зачем.
— Ну да.
— Н-да-а, — протянул кметь озадаченно. Сотня вёрст, надо же. И спохватился. Открыл глаза.
— А звать-то тебя как?
— Нелюбой кличут, — девушка откинула волосы со лба, глянула на него зелёными глазами — ох, берегись, кметь Шепель, берегись!
— Меня Шепелем зови.
Нелюба кивнула. Встала, отошла к очагу, стала невидимой для кметя.
— А… — он помедлил мгновение, поворотился, снова ловя девушку глазами. — А про княгиню Ростиславлю из Владимира чего-нибудь слышно ли?
— Увезли её кияне, — обронила Нелюба, тоже помедлив.
Шепель закусил губу. А Нелюба подошла ближе.
— Ты — кметь Ростислава Владимирича, — она не спрашивала, она утверждала.
Он глянул на девушку дикими глазами.
— Ты… откуда…
— Ты в бреду звал то его, то брата своего, Неустроя, то отца. И княгиню поминал не раз…
— Это из-за меня она к Ярославичам в полон попала, — выдавил кметь и глупо спросил. — Откуда ведаешь, что я кметь?
— Простые вои альбо тати с мечами не ходят, — улыбнулась Нелюба. — А не тебя ли, сокол, кияне по всей Луге искали целую седмицу?
Видно было, что ей нравится называть его соколом.
— Может, и меня, — буркнул угрюмо Шепель. — Чего же не выдала? Может, гривну подкинули бы…
Девушка не обиделась.
—
Шепель невольно засмеялся-закашлялся. И тут же замер — до него наконец дошло. Седмицу искали…
— Сколько времени я здесь? — спросил он медленно. — Ну?!
— Не нукай, не запряг, — вот теперь Нелюба точно обиделась. — Третья седмица доходит. Двадцатый день сегодня.
— Ого, — Шепель ошалело мотнул головой. — Чего же так долго-то? Раны-то были так себе…
— Ничего себе — так себе, — в голосе Нелюбы послышалось негодование. — Две раны стрелами — в правое плечо и под самое колено. Был бы на второй стреле срезень, так и без ноги бы остался. Да мечом по левому плечу — глубоко. Да крови потерял немеряно. А в реку когда падал — расшибся изрядно. А после… в Луге и так вода не больно тепла, а нынче — и вовсе. А ты ещё и раненый. Дивлюсь, как тебя и выходила…
Её голос дрогнул.
Шепель покаянно прикрыл глаза.
— Прости, Нелюбо… — было стыдно. — Спаси тебя боги… за всё. За всю заботу твою…
— Есть хочешь? — спросила она среди упавшего нелёгкого и неловкого молчания.
— Да хорошо бы, — оживился Шепель, открывая глаза. — Мяса бы сейчас… жареного… Да хлеба каравай.
— Ишь, губы-то раскатал, — необидно засмеялась зловредная девчонка. — Тебе сейчас мяса самый малый кусок, тем более жареного, альбо хлеба с горбушку съесть — верная смерть. Будешь взвар мясной пить.
— И то хорошо, — пробурчал Шепель.
Взвар оказался неожиданно сытным и вкусным. На Шепеля навалилась разымчивая сытая слабость, глаза закрывались сами собой.
— А ты чего, одна, что ли, живёшь? — спросил он через силу — поговорить с Нелюбой хотелось.
— Да, — отозвалась она легко. — Родители померли, когда мне ещё десяти лет не было. Мир вырастил…
Мир вырастил. Знавал и ранее Шепель таких девчонок-сирот, которых мир-община вырастил. Те в четырнадцать лет уже замужем были, а то и не по разу рожали. Оно и ясно — это ведь парень-сирота после вырастет в справного мужика и воротит общине сторицей всё то, что она в него вложила. А с девки какой прок — потому и стараются побыстрее её сплавить замуж, чтоб сбыть с рук лишний рот. А тут… Нелюба до сей поры в отцовом доме хозяйка… альбо не в отцовом?
— А дом этот… — Шепель не закончил — ещё обидится опять.
— Дом отцов, — вздохнула девушка. — Дивишься, небось, как это до сей поры не замужем, а кмете?..
Шепель неловко смолчал. Нелюба криво улыбнулась.
— Всё было, кмете. И замуж меня выдать хотели… за старшего войтова сына… корявого да рябого…
— И как же ты отбилась-то? — вырвалось у Шепеля с неложным удивлением — у деревенского войта в таких делах власти не менее, а то и поболее, чем у самого князя.