Даже я могу расправить крылья...
Шрифт:
Парень не хотел, чтобы все его тайны, особенно эту, раскрывали валькирии. Для него это было опасно. Он быстро поднялся на ноги, и, отряхиваясь, сказал:
– Ну что, суицидница ты моя, понравилось летать? Можешь повторить. Одна. И без Селти в группе поддержки. А я пошел. У меня еще очередь висит на сайте самоубийц. И все ведь жаждут перерезать вены, наесться таблеток или прыгнуть под поезд… Всё. Привет, Селти. Да, кстати – у меня к тебе разговор. Отойдем?
Валькирия покатила байк к выходу из темного грязного переулка, и Изая вприпрыжку побежал следом. «Мне нравятся твои крылья, но я не могу остаться. Я должен уходить. Я всегда должен уходить. Я не могу быть рядом с кем-то. Я всегда всем приношу боль. Вот такой вот я противоречивый – спасаю людей и делаю им больно. Иронично, не правда ли? Она увидела меня настоящего. Того, который всегда спит, и лишь в особые для меня мгновения просыпается... Не хочу, чтобы об этом кто-то узнал. Это может
Юмэ стояла на автобусной остановке, сложив руки на груди, и смотрела в вечернее небо. Она решила прокатиться до Икэбукуро на автобусе, а не на метро, потому что не хотела приехать туда очень быстро – метро домчит тебя за минуты, а в автобусе ты проторчишь в пробке около получаса. К тому же, в метро ты лишь будешь толкаться в темном подземелье, а автобус – это возможность смотреть на небо всю дорогу. Все эти полчаса.
Автобус подошел и распахнул двери. Девушка поспешила к ним, но в эту секунду увидела до боли знакомую фигуру в черной куртке с белой опушкой, лаской нырнувшую внутрь. Она встряхнулась и вошла следом за парнем. В Токио наземный транспорт, за исключением монорельсов и поездов, пользуется очень небольшим спросом. Трамвай там и вовсе сохранился лишь в одном месте. Но в часы пик, когда работники офисов возвращаются с работы, и там бывает трудно найти свободное сидение. Девушка направилась к единственному свободному месту – двойному сидению, но Изая занял его первым. Он как всегда решил обвести салон взглядом и увидел прямо за собой ее. Девушка побледнела. Она не хотела потерять те драгоценные воспоминания, которые жили в ее сердце – его глубокие черные глаза, полные муки и боли, с восхищением смотревшие на нее и лучившиеся счастьем. Она боялась, что если они пересекутся вновь, он наговорит ей гадостей, которые все время вертелись у него на кончике языка, и которые он просто не мог не говорить – Изая привык нападать первым. Потому что боялся, что нападут на него. А уходить в оборону он не любил и пользовался золотым правилом: «лучшая защита – это нападение». Он всегда причинял другим боль. Но не потому, что был жесток, как думали остальные, а потому, что просто не мог иначе. Он боялся, что боль причинят ему, и закрылся. Остановил свои внутренние часы. А ведь подростки, как известно, всегда нападают первыми, потому что боятся боли...
Орихара с удивлением посмотрел на Юмэ и фыркнул.
– Ну, садись, чего стоишь? Или я такой страшный, что ты даже сидеть рядом боишься? – хмыкнул он и отвернулся к окну. Юмэ, секунду поколебавшись, села рядом с ним и тоже посмотрела в окно.
– На что любуешься? – подколол ее парень. – Неужто, на мое прекрасное личико?
– Которое просит кирпичика, – парировала девушка, и Изая удивленно посмотрел на нее. Мало кто мог позволить себе так ответить самому опасному человеку Икэбукуро и остаться безнаказанным, но еще меньше делали это без страха перед последствиями. «Но она же не знает, кто я… – вдруг подумал он. – Она и представить себе не может, что я – информатор. Да еще и на мафию работаю». Почему-то от этой мысли ему стало больно. «Нет, надо с этим заканчивать. Узнает, кто я – больше не подойдет ко мне. И так будет лучше. Я люблю людей, но вот чтобы кто-то один стал для меня важен… Это невозможно!»
– Ага, конечно. Только вот кирпичиком ты в меня не попадешь, – хмыкнул он. – Я все-таки неплохо владею вот этим.
Он быстро достал из кармана флик-лезвие и крутанул его в пальцах, а затем спрятал обратно в карман.
– Да мне как-то все равно, – пожала плечами Юмэ.
– А тебе не все равно, что за одни твои слова я мог бы сделать твою жизнь… Ой, прости, последнюю неделю твоей жизни сущим адом? – парень расплылся в язвительной улыбке.
– Почему последнюю? Я что, умру сразу, как в тюрьму попаду, что ли? Я собираюсь отсидеть срок и выйти на свободу «с чистой совестью». Из двух зол выбирают
– Ага. Кроме самой себя.
– Нет. Зависеть от собственных желаний – это слабость. Приняв решение нужно идти до конца, даже если тяжело, даже если больно, и даже если очень хочется свернуть.
– Ага. Как на крыше – хотела жить, а в результате чуть не убила меня.
– Я не собираюсь ни оправдываться, ни извиняться, – пожала плечами Юмэ. – Я видела твой взгляд. Ты был не таким как обычно. Ты был настоящим. И уже ради этого стоило прыгнуть с тобой. И это подтверждает, что даже если выбранный путь кажется безумным или абсурдным, стоит пройти его до конца – на финише тебя может ожидать сюрприз, и не обязательно неприятный. Я не жалею.
– Я тоже… – пробормотал Орихара и отвернулся.
«Что он только что сказал? Это ведь не была фальшь – он и впрямь не жалеет! Он такой язвительный, такой заносчивый, такой вредный, но когда я вижу его в такие секунды, я понимаю, что все это – ложь. Он ждет чего-то. Нет, он ждет кого-то. Кого-то, кто поймет его. Разглядит за всей этой мишурой. И он боится. Боится, что этот человек все же придет. Придет и эту самую мишуру уничтожит. Неужели… неужели он меня боится?» – посетила девушку страшная догадка, и она печально улыбнулась.
– Ты ведь тоже когда-то не понимал, почему должен жить, – девушка сделала акцент на слове «должен». Парень слегка дернулся, но тут же взял себя в руки и усмехнулся.
– Нет, я всегда знал, зачем живу – чтобы все узнать. Кто владеет информацией, тот владеет миром, ты в курсе? И я хочу знать все и обо всем. Это же так увлекательно!
– А что будет, когда ты все узнаешь?
Этот вопрос на секунду поставил парня в тупик, а затем он рассмеялся.
– Я не идиот. И прекрасно понимаю, что это невозможно. Например, как узнать точно, что такое смерть? Что там, за гранью? Это возможно, только если ты сам умрешь.
– Но есть клиническая смерть.
– Они не доходят до самого конца.
– То есть ты считаешь, что обретешь последнее знание, умерев, а затем исчезнешь, потому что тебе не о чем будет сожалеть, – сказал девушка. Она не спрашивала – она утверждала.
«Да почему она меня так хорошо понимает? Это что – интуиция? Чутье, как у меня? Или она такой же тонкий психолог? Я всю жизнь рос один, моим родителям, «светлая им память», было на меня плевать. Няню тебе в зубы и трудись – учись, учись, и еще раз учись. Я против не был, именно тогда я понял, что значит манипулировать людьми, ведь заставлять строгую, жесткую женщину, которая считала, что она всегда права, плясать под мою дудку и думать, что она сама приняла решение, было так увлекательно! Я стал интересоваться психологией и компьютерами. Психологией – чтобы грамотно манипулировать всеми своими немногочисленными знакомыми, а интернетом – чтобы знакомиться с новыми подопытными и отрабатывать на них навыки, которые черпал в психологии. Продумывать многоходовые комбинации и импровизировать – я научился и тому и другому. Я стал настоящим психологом. Но меня самого никто и никогда не мог понять. Первое правило психологии – узнай о пациенте все и не дай ему узнать ничего о тебе. Мне это подходит. Я не хочу, чтобы меня раскрыли. Я не хочу, чтобы кто-то понял, о чем я думаю, что чувствую, но она... Она меня понимает! Это больно, но почему-то... почему-то от этого в груди тепло... Что это такое? Что это за чувство? Я знаю, как выглядят все эмоции, но вот распознать их, когда сам их испытываешь... Да что за гадство?!» – подумал парень.
– Я исчезну в любом случае – буду ли я знать абсолютно все или нет, будет ли знание о смерти последним или нет. А на счет сожалений… Я никогда ни о чем не сожалею. Если уж ты решился на поступок, так не стоит начинать вертеть его под микроскопом и думать: «Ой, а хорошо ли это? А стоит ли это делать?» Я не разглядываю этическую сторону своих поступков. Они всегда всем кажутся отвратительными. Но мне плевать. Ведь это мой путь, мое решение. Так что сожалений у меня не возникнет. Ни о том, как я жил, ни о том, что я умер. В конце концов, смерть неизбежна.
– Да, но можно умереть счастливым, – осторожно сказала девушка, и Изая расхохотался. Весь автобус тут же посмотрел на них, но им было абсолютно все равно.
– Я не знаю, что это такое. И мне плевать, если уж совсем честно, – сквозь смех сказал парень.
– Ложь. Ты можешь быть счастлив – я видела счастье в твоих глазах... нет, в твоей душе, когда мы летели вниз. Возможно, ты и не понимаешь, что это за чувство. Потому что твоя жизнь – это сплошная боль и ненависть, но ты можешь это чувствовать.