Де Рибас
Шрифт:
— Откуда ты так точно все знаешь? — спросила императрица.
— А мои академики, наконец, хорошо считать научились, — Дашкова пожала плечами. Екатерина улыбнулась. Началась первая перемена блюд ливрейными слугами, и Рибас решил, что момент подходящий, и поэтому подхватил разговор:
— Французская смута пожирает сама себя, и благословен Неаполь, освободившийся от нее. — Он замолчал, но все ждали продолжения, и адмирал сказал: — Теперь ничто не может помешать намерениям власть предержащих устраивать судьбы своих детей.
Намек
— Моему внуку Константину и пятнадцати нет. Рано еще его судьбу устраивать. А в Неаполь мы назначили посланником Мусина-Пушкина. Посмотрим, что он напишет нам о тамошних обстоятельствах.
Камергер при великом князе Александре Мусин-Пушкин Брюс был в это время в заграничном путешествии с женой, и назначение в Неаполь явилось для него полной неожиданностью. Впрочем, назначение это по сути было формальным — все дела русской миссии в Неаполе вот уже одиннадцатый год вел опытный Андрей Италийский.
За столом Платон Зубов развлекался тем, что предложил Мордвинову яйцо в серебряном стаканчике, и тот благодарно принялся ложечкой разбивать скорлупу, но тщетно: яйцо оказалось обыкновенной обманкой из крепкого прусского фарфора, и смешок гостей прокатился над столом.
— Вот ведь как яйца и адмиралов учат, — сказал Платон, видимо осведомленный о недавней пикировке Мордвинова и Рибаса. Мордвинов побагровел, а Платон подмигивал Рибасу. Императрица весело сказала:
— Слыхала я, что ты, Осип Михайлович, в Петербург с миллионом приехал.
— Миллион не миллион, а может, и больше будет, — отвечал в тон Рибас.
— Большие деньги. Подари мне, — смеясь, предложила императрица.
— Все, что имею, вам принадлежит, государыня.
— Проценты берешь?
— Беру. Но только вашим благосклонным вниманием.
— Тогда по рукам. Мадеры налейте вице-адмиралу.
Он не ослышался? Вице-адмиралу? Но переспрашивать конечно же было не с руки. За ломберным столом Рибас с императрицей сидел впервые. Пассек предложил играть в фараон. Рибас — в брелан.
— Уж не собираешься ли ты, Осип Михайлович, отыграть свой миллион? — спросила Екатерина.
— Карта — судьба. А от судьбы не уйдешь, — отвечал он.
Платон и князь Юсупов составили им компанию. Вместо жетонов раздали золотые пластинки. Первые сдачи Рибас проигрывал, а потом имел и три десятки, и залетный фавори. Серьезного продолжения разговора о судьбе порта и города при Хаджибее он не ждал, но его вполне удовлетворила фраза Платона:
— С турками разберемся, тогда и с крепостью при Хаджибее решим.
— С турками? — переспросил Рибас. — Снова что-то затевают?
Платон в ответ лишь махнул рукой.
К одиннадцати императрица была в небольшом выигрыше и выглядела довольной. Гости расходились, благодарили, желали покойной ночи. После этого вечера секретарь, ведущий ежедневный камер-фурьерский журнал, не переврал,
Итак, предполагаемое родство русского двора с неаполитанским императрица отложила на неопределенный срок. Положение Ризелли оставалось плачевным. Рибас попросил Виктора побывать в кондитерской «Болонья» и сказать Руджеро всего одну фразу: «Передайте, что обстоятельства на ближайшее время неблагоприятны».
Пятнадцатого января адмирал снова был приглашен во дворец, где встретился с Григорием Кушелевым. Павел произвел его в капитаны первого ранга, и сделал командиром гатчинской эскадры, при которой находилось четыре батальона.
— Большой двор не любит гатчинский, — говорил Кушелев. — У нас запрещены фраки, у нас все на военную ногу: шлагбаумы, экзерсиции, караулы. Павел встает в пять утра. Лично присутствует на экзекуциях и разводах. Я сочувственно отношусь к его словам, что он тотчас с помощью пушек навел бы порядок во Франции.
Рибас знал ответ Екатерины на это заявление сына: «Если ты не поймешь, что пушки не могут воевать с идеями, ты не долго будешь царствовать».
За обедом на тридцать три куверта пятнадцатого января много говорено было о военных приготовлениях турок. Рибас сообщил императрице, что ждет от Суворова планов на случай столкновения с неверными. Платон, неприступный гордец, гроза всего и вся, разрешил адмиралу погладить свою обезьянку — это не дозволялось никому и являлось знаком доверия и полной приязни.
На следующий день около десяти к Рибасу примчался Базиль Попов:
— Проснитесь, адмирал! Я привез вам рескрипт императрицы!
По январской стуже Рибас предложил Базилю пунша и стал читать рескрипт. В нем он официально именовался вице-адмиралом. Равенство в чинах с Мордвиновым было достигнуто. Он читал: «Нашему вице-адмиралу де Рибасу. Получая известие о чинимых со стороны Порты Оттоманской сильных приготовлениях возстать против нас войною… соизволяем, чтобы вы немедленно отправились к местам расположения флота и всемерное приложили бы старание привести оной в наилучшее состояние, так чтобы в апреле месяце можно было соединить все части оного в Гаджибее, где ожидать могущего последовать разрыва…»
Итак, Хаджибей был назначен сборным пунктом флота.
Тотчас уехать не удалось. Через Зубова адмирал договаривался о поставках к флоту парусины, пушек, якорей. В Адмиралтействе дело волочили. 24 января Базиль пригласил Рибаса в дворцовую канцелярию и показал собственноручную записку Екатерины: «Управляющему кабинетом Попову. Василий Степанович, выдайте из кабинетной суммы 6 тысяч рублей вице-адмиралу Мордвинову и столько же вице-адмиралу де Рибасу, тому и другому золотом, либо серебром, кои мы им жалуем».