Де Рибас
Шрифт:
Секретарь Хозиков сокрушенно поведал о том, что девяностолетний Иван Иванович не только капризничает, как дитя, но и временами прячется от домашних да так, что его подолгу не могут сыскать, а когда находят в темной нише или в мыльне под вениками, он смеется и велит всем прятаться от него. После этого Хозиков сказал адмиралу:
— Когда мне будет семьдесят, я приму яд.
Он вышел, но тут же вернулся с запиской от графини Ольги Зубовой. Она приглашала Рибаса как можно скорее навестить ее. «Значит, о дне моего приезда она знала и даже ждала? Но зачем?»
Адмирал с удовольствием
— Я не знал, что вы приедете сегодня, — сказал Виктор. — Собственно, я приехал к вашей жене. Я иногда читаю ей выдержки из моих дневников и советуюсь о стиле. У нее отменный вкус.
— В ее переписке с Дювалем я этого не заметил, — сухо сказал адмирал. Но он, конечно же, был рад Виктору, от которого узнал столичные новости.
— Ничего необычного не происходит, разве что в моду вошли черные касторовые шляпы, — говорил Виктор. — Правда, летом в Царском была война. Александр Павлович под розовыми знаменами водил потешных на Константина Павловича. Цвета последнего были голубыми. Но победителем, как мне говорила ваша жена, выглядел Платан Зубов.
— А он под какими знаменами?
— Скорее, он под вензелем Елизаветы — жены Александра.
— Стрелы амура?
— Роман. Даже Александр знает, что Платон обхаживает его жену. Платон посылал музыкантов к окнам Елизаветы играть на виоль д'амур с аккомпанементом альта и виолончели. — Виктор продекламировал: «Судьба-преступница влечет. И открывает рая дверцы. Любовь моя — тебе не в счет. Я — жертва рока. Ты — без сердца».
— Неужели это поют под окнами Елизаветы?
— Пока не под окнами. Но как только в обществе появляется Елизавета, Платон велит фрейлинам исполнять этот романс.
— Я вижу, что Настя отлично снабжает вас новостями.
— О да. С ее помощью мои поденные записки стали полнее, — отвечал Виктор. — Однако, вы удачно приехали ко двору. Седьмого января у Павла родилась дочь. Предстоят празднества, а значит, вакуум двора будет не так насыщен интригами.
В карете адмирал думал о братьях. Андре и Феликс счастливо закончили польскую кампанию, не ранены, не контужены. С полком они вернулись в Брацлав и продолжали службу. Андре писал, что непременно приедет в Петербург весной и что доступность прекрасных полячек преувеличена, ибо все они горды и высокомерны.
Тревожили адмирала обстоятельства неожиданного визита к Ольге Александровне. Клан Зубовых пережил большое горе. Красавец Валериан поплатился из-за своей жестокости при подавлении восстания в Польше. Он преследовал арьергард поляков, отправился со свитой на рекогносцировку и наткнулся на замаскированные орудия восставших. Полковник Рарок лишь успел крикнуть: «Разъезжайтесь, господа!», как ударили залпы, и у Рарока оторвало правую ногу, а Валериану перебило левую. Рароку не оказали помощи и он умер от потери крови. Валериана снесли в лощину, где лекарь спас его тем, что отрезал ногу и сумел остановить кровь.
Валериан лечился в Варшаве, начал ходить на костылях. Императрица, узнав о несчастии «героя в полном смысле этого слова», рыдала, послала своему бывшему «резвуше» английский дормез, десять тысяч
В шелково-изумрудном салоне графини Ольги Рибас застал отнюдь не печальное общество. Сарти играл на гитаре. Фрейлина императрицы пела уже знакомый адмиралу романс «Судьба-преступница влечет». За ломбером играли в карты Николай Зубов, Петр Пален и Александр Ланжерон — двух последних Рибас никак не ожидал увидеть здесь. При появлении адмирала они сделали перерыв в игре. Рибас поцеловал руку тридцатилетней красавице хозяйке и галантно сказал:
— Светло и радостно только там, где вы, графиня. — Затем обратился к Ланжерону: — Откуда и какими судьбами, граф?
— Он приехал с Рейна, чтобы почитать мне свои чудные стихи, — вместо Ланжерона ответила хозяйка салона.
— Скажу больше! — воскликнул Ланжерон. — Императрица вызвала меня для этого в Петербург.
— Дайте хоть слово сказать адмиралу, — прервала его графиня Ольга.
Рибас знал, что Ланжерон и Ришелье были в войсках коалиции на Рейне, поэтому ответил сентенцией:
— Слова замирают на устах в обществе рейнского героя.
— Хороши же герои, — сказала графиня. — С этими героями, если Пруссия что и готовит против убийц французского короля, так это реверансы.
На Рейне действительно стихли бои, а прусская дипломатия шла на любые условия перемирия с французами, чтобы при готовящемся третьем разделе Польши не остаться с носом, как это случилось при втором разделе.
— Меня лично не столько беспокоят прусские аппетиты, сколько судьба греков и албанцев, брошенных нами после войны, — сказал Рибас. — Они проливали кровь, а теперь на правах беженцев живут повсюду в Европе без крова. Почему бы не дать им возможность селиться в наших южных крепостях?
— Это благородно, — сказал Петр Пален, пожимая руку Рибасу и продолжал: — мы не виделись с вами после Очакова. А теперь оба заняты скучными и сугубо мирными делами. Но скучное и мирное не менее важно, чем захватывающее и воинственное.
— Не только важно, а бывает и не менее опасно, — улыбнулся Рибас, вспомнив, что Пален, прежде чем стать правителем рижского наместничества и генерал-поручиком, проиграл деньги, выданные императрицей на дорогу в Стокгольм, а поэтому отправился туда морем, произнеся знаменитую фразу: «Сама фортуна потребовала от меня смириться с качкой».
Подали кофе и ликеры. Стол сахарно заискрился бисквитами шуазскими, дофинскими и бисквитами с любовными узлами.
— Каково расписание праздников в честь рождения внучки императрицы? — спросил Рибас.
— Увы, празднеств не будет, — вздохнула Ольга. — Скорее, объявят недолгий траур.
— Как?
— Вчера у Павла умерла дочь Ольга, — сказал Пален. — Ей не было и трех лет.
Прежде, чем игроки вернулись к ломберу, Рибас спросил у Палена о Бенигсене.
— Леонтий воевал в Литве и теперь генерал-майор, — сказал Пален.