Де Рибас
Шрифт:
Волонтеру оставалось лишь догадываться: по какой причине Орлов знакомит его с документами, опасность которых была велика без преувеличений. Все выяснилось за ужином в узком кругу, когда Рибас познакомился с крепко скроенным, широкоплечим и низкорослым подполковником-сербом на русской службе графом Марком Ивановичем Войновичем. Ужин походил на обычную офицерскую пирушку — Алехо никогда не чванился в кругу своих офицеров, и они подтрунивали над его недавней связью с тосканской поэтессой.
— Что же нам с этой Елизаветой Второй делать? — спросил Орлов, раскуривая трубку. — Императрице я написал. Послал «манифест» и письмо принцессы. Копии для себя снял. Ей богу,
— Не знаете, что делать? — переспросил Войнович. После сытной индейки и вина он полулежал в кресле, тасуя только что распечатанную колоду карт. — А пригласить ее сюда и обтараканить в банк-фараон.
— Тут не поймешь: откуда приглашать и кого? — сказал Орлов. — Кто она такая? Где ее искать?
— Ну, что она обольстительная дама — это ясно, — категорично заявил Войнович и добавил: — А то, что за ней стоит мужчина, вообще не подлежит сомнению.
Конт-адмирал Грейг угощал всех сюперфин-кнастером, гостиная заблагоухала тончайшими табачными ароматами. А Грейг ворчал:
— Эта птичка хочет высоко летать, да пошиб у нее низок. Консул Дик говорит, что она дочь булочника из Киля. Начала с того, что в Галландии разорила какого-то купца и сбежала от него в Лондон. А в Лондоне, это сэру Дику известно доподлинно из дипломатической почты, она в три месяца пустила по миру барона Шенка. И вы думаете, барон был в отчаянии? Он у разных лиц назанимал ей целое состояние и бежал вместе с ней в Париж.
— Славно! — воскликнул граф Войнович.
Среди этих сытых и довольных жизнью людей, людей с определившейся судьбой и положением, Рибас ощущал себя чужаком. И который раз, как и при Чесме, в Петербурге, на Дунае, он задавал себе один вопрос, один и тот же вопрос: каково его значение в среде этих людей, зачем он здесь? И вопрос оставался без определенного ответа. Теплым осенним вечером, в прекрасном палаццо, в кругу блестящих офицеров он не мог даже сказать: что он будет делать завтра. Но никто из присутствующих не догадывался о его настроении и не мог предположить, что он встревожен и мучим неизвестностью. Перед собой они видели молодого человека с изящными манерами, смешливого, ценящего остроту. Когда захотели узнать его мнение о претендентке на престол, он не полез за словом в карман, рассмеялся и сказал:
— Все дочери булочников одинаковы. Рано или поздно они ставят в печь деликатные пироги. Одна беда: они не умеют управлять жаром, и пироги чаще всего пригорают.
В карты играли далеко за полночь, и Рибас неожиданно и ко времени выиграл тридцать червонцев. У себя в комнате он застал Сильвану. Она была чем-то раздосадована, не отвечала на его нежности и он догадался:
— Ты ездила в Ливорно?
— Да. Ведь ты сказал, что остановишься у Руджеро. Я только что вернулась.
— Прости. Но мое положение таково, что утром я не знаю, где окажусь ночью.
— Дела Руджеро плохи. Он хочет выдать меня замуж.
— Что же поделаешь.
— Тебя не было целых два года. Если бы ты приезжал чаще, Джузеппе.
— Прости. Я скажу тебе откровенно. Не нужно на это надеяться. Но если судьба распорядится так, что я останусь в Италии, мы будем видеться, но не больше.
— Молю деву Марию, чтобы судьба распорядилась именно так.
На следующий день в час пополудни Христинек позвал его к Орлову. Марк Войнович вошел в кабинет Алехо следом. Орлов встретил их в малиновом шлафроке.
— Тебе завтра на
У генеральс-адъютанта Рибас узнал, что бумаги будут готовы к завтрашнему утру, и решил съездить с Войновичем в Ливорно. Капитан торопился на рейд к русским кораблям, чтобы все подготовить перед отплытием. Они сели в экипаж, и два верховых, сопровождающих графа, резво подскакали к ним.
— Рибас-паша! — Крикнул один из верховых, и волонтер узнал старшего матроса со своего посыльного судна «Лазарь» турка Афанасия Кес-оглы. Второй верховой был Федор Флаганти, послушник с Периго. Улыбками, жестами, криками они приветствовали своего бывшего командира.
— Достопочтимый Рибас-паша, вы к нам, на фрегат?
Войнович и Рибас переглянулись.
— Нет, я еду к родственникам в Шотландию, — отвечал Рибас-паша. — А юнга Бицилли с вами?
—. Он служти у Грейга, — отвечал Флаганти.
Экипаж тронулся. Верховые сопровождали его.
— Как к вам попали мои молодцы, господин подполковник? — спросил Рибас.
— При Лагосе у меня были большие потери, — отвечал Войнович. — Ваши молодцы оказались у меня с пополнением.
В битве при Лагосе отряд капитана Войновича потопил шесть турецких судов, а три взял в плен.
— Поиски Таракановой я советую вам начать с газет, — сказал Войнович. — Мне говорили, что в них много писали о князе Радзивилле.
— Орлов не получает венецианские газеты?
— До появления самозванки в этом, видно, не было надобности.
Не успели проехать и версты, как экипаж догнал и остановил всадник, оказавшийся генеральс-адъютантом Христинеком.
— Его превосходительство гневается. Вам незачем ехать в Ливорно.
Простившись с Войновичем и бывшими подчиненными, Рибас вернулся в палаццо, поднялся к себе, написал письмо отцу, велел солдату позвать экономку и вручил Сильване письмо для отправки в Неаполь.
Утром с постным выражением лица генеральс Христинек вручил волонтеру бумаги и кредитный лист с печатью Орлова в банк Дженкинса. В экипаже волонтера подвезли к почтовой станции в Пизе, и Рибас, по документам Лучано Фоджи, негоциант, нанял удобную коляску, и полетела за спину итальянская земля в осенних садах и рощах. Новоиспеченный негоциант Лучано Фоджи был грустен. Выслеживать какую-то авантюристку — это ли занятие для офицера, в мыслях истекающего кровью в славной римской когорте? Вместо патрицианских приемов, триумфальных арок — почтовая коляска ни шатко ни валко переваливала с холма на холм, спускалась в ущелья, дергалась на бревнах сельских мостов. «Может быть, все бросить, — думал он, — получить у отца часть наследства, купить цитронный сад и собирать свои триста тысяч померанцев в год, заняться торговлей…» Рибас усмехнулся: гипотетический негоциант Лучано Фоджи начал с места в карьер свою неожиданную материализацию.