De Secreto / О Секрете

Островский Александр Николаевич

При чтении романа не покидает чувство неестественности, надуманности, бутафории. Достаточно вспомнить первые страницы, посвящённые звонку Володина в американское посольство. Опытный человек идёт на такой шаг, зная, что телефонные разговоры с посольством прослушиваются. Дипломат сообщает информацию, которую даже в разведке могли знать всего несколько человек. Сотрудник Министерства государственной безопасности, занимающийся прослушиванием телефонных разговоров американского посольства, во время своего дежурства конспектирует «Краткий курс истории ВКП(б)».

А кроме этого: психологически трудно объяснимое поведение Иннокентия Володина (ведь он был дипломатом, а не барышней и речь шла ни более ни менее как об измене Родине, за которую грозила смертная казнь), карикатурный Сталин, театрализованное описание встречи новичков и такое же описание суда над князем Игорем, неправдоподобный разговор заключенного Бобыкина с министром государственной безопасности Абакумовым, совершенно неубедительное объяснения высылки Нержина и т. д. Даже финал романа имеет фельетонный характер. По Москве идёт

воронок с арестантами, на котором красуется надпись «Мясо». А иностранный журналист, отмечая в своем блокноте мелькание таких автофургонов, делает вывод о превосходном снабжении столицы продовольствием [189] .

189

Солженицын А.И. В круге первом // Малое собрание сочинений. Т. 2. С. 309.

Если в нашей стране А.И. Солженицын приобрёл известность после издания рассказа «Один день Ивана Денисовича», мировую известность ему принесла не Нобелевская премия, а появившаяся уже после её получения книга «Архипелаг ГУЛАГ» (1973–1975).

В «Архипелаге» прежде всего бросается в глаза его объём — почти сто авторских листов. Выступая в кёльнском Институте славистики, В.П. Некрасов выразил сожаление, что книга не попала в руки редактора «Нового мира» Анны Самойловны Берзер, которая умела «отжимать воду» и без ущерба для содержания «Архипелага» сократила бы его объём по меньшей мере вдвое [190] .

190

Шафаревич И. Слово о Солженицыне // Наш современник. 1990. № 1. С. 6.

Но дело не только в рыхлости и водянистости книги, она имеет явно незавершённый, сырой характер. Об этом свидетельствует знакомство с его оглавлением: Ч. 1 — 342 с., 4.2 — 78 с., Ч.З — 364 с., 4.4 — 46 с., 4.5 — 218 с., 4.6 — 88 с., 4.7 — 54 с. Причём часть 4-я (46 с.) по объёму меньше главы второй части 1-й (48 с.) [191] . Или автор неверно определил структуру своей книги, или у него не хватило времени для сбора необходимого материала.

Даже беглое знакомство с «Архипелагом» обнаруживает такую его особенность как смысловое дублирование, которое составляет треть книги. Если принять во внимание более мелкие повторы, этот показатель приблизится к 40 % всего текста. А если исключить из «Архипелага» тот материал», который был написан после 1967 г., т. е. если рассматривать только текст первой редакции, этот коэффициент составит почти 50 %. Как будто бы под одной обложкой механически соединены два «Архипелага», которые писались разными авторами [192] .

191

Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 5–7. М., 1991.

192

Островский А.В. Солженицын: прощание с мифом. С. 351.

При знакомстве с книгой в глаза бросается отсутствие единого замысла. С одной стороны, в её основу положен «принцип последовательных глав о тюремной системе, следствии, судах, этапах, лагерях ИТЛ, каторжных, ссылке и душевных изменениях за арестантские годы» [193] . С другой стороны, это попытка показать историю возникновения и развития советского террора, а значит историю возникновения и развития ГУЛАГа [194] . Но добиться гармонического сплава этих двух замыслов автору не удалось.

193

Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 7. С. 382.

194

Островский А.В. Солженицын: прощание с мифом. С. 352.

Причём в книге прослеживаются три совершенно разные концепции истории ГУЛАГа. Согласно одной из них, он возник в начале 1920-х гг. и просуществовал до середины 50-х. По другой, первые советские лагеря появились в 1918 г. Согласно третьей концепции, ГУЛАГ родился под залпы «Авроры», т. е. в октябре 1917 г. и продолжал существовать до конца 1960-х гг., когда был написан «Архипелаг» [195] .

Уже после того, как на основании этого и некоторых других аргументов мною была выдвинута версия, что «Архипелаг ГУЛАГ» — это результат коллективного творчества [196] , хорошо знавший автора Вячеслав Всеволодович Иванов («Кома») сделал заявление о том, что в этом произведении «много кусков написано разными людьми» и что на них приходится «большая часть его (Солженицына — И.О.) главной книги» [197] .

195

Там

же. С. 352–354.

196

Там же. С. 355–356.

197

Саед-Шах А. Солженицын // Новая газета. 2005. № 63. 28–31 августа (интервью В.В. Иванова).

В 1970 г. был издан роман «Август четырнадцатого», которым автор начал публикацию своей эпопеи «Красное колесо». Роман должен был охватить целую эпоху до конца 1920-х — начала 1930-х гг. Однако А.И. Солженицын оборвал его на весне 1917 г., оставив свою Вавилонскую башню недостроенной [198] .

Смысл работы над «Красным колесом» — одна из самых таинственных загадок в биографии А.И. Солженицына. Можно понять Карла Маркса, который почти всю свою жизнь посвятил написанию «Капитала» и тоже не успел его завершить. Им двигало желание понять законы, определяющие функционирование современного общества. А что двигало А.И. Солженицыным? Неужели он хотел описать год за годом, месяц за месяцем, день за днём, час за часом всю историю российской революции? Но для чего? Если бы речь шла о научной хронике, это было бы понятно. Но ведь он писал художественное произведение.

198

Островский А.В. Солженицын: прощание с мифом. С. 392.

Сопоставляя «Август 1914», «Октябрь 1916» и «Март 1917», нельзя не обратить внимание на следующий факт. Если в первой редакции «Августа» главными действующими героями были вымышленные лица и через их судьбу автор пытался показать драматизм исторических событий, то уже во второй редакции их начинают оттеснять на второй план исторические персонажи. Ещё более заметно это в «Октябре», а в «Марте» вымышленные герои оказываются затерянными среди исторических лиц. Касаясь этой проблемы, А.И. Солженицын в интервью 1983 г. парижской газете «Либерасьон» сказал так: «В “Марте Семнадцатого”, в Февральской революции, я бы грубо определил, что сочинённые персонажи сведены до минимума, до 10 %, по числу страниц…» [199] .

199

Там же. С. 393.

Отмечая эту особенность своего произведения, Александр Исаевич преподносит её как достоинство, между тем это по меньшей мере композиционный недостаток.

«Что же касается “Красного колеса”, — писал В. Максимов, — то это не просто очередная неудача. Это неудача сокрушительная. Тут за что ни возьмись — всё плохо. Историческая концепция выстроена задним умом. Герои — ходячие концепции. Любовные сцены — хоть святых выноси. Язык архаичен до анекдотичности. Такую словесную мешанину вряд ли в состоянии переварить даже самая всеядная читательская аудитория» [200]

200

Максимов В. Колонка редактора // Континент. 1991. № 69. С. 327.

Подобным языком (одна из важнейших характеристик литературного произведения) написаны и другие произведения А.И. Солженицына [201] .

Чтобы убедиться в этом, обратимся к «Раковому корпусу» и начнём с существительных: «сказала она через запашку» (Солженицын А.И. Раковый корпус // Малое собрание сочинений. Т.4. С.8), «нудьга» (с. 13), «серизна в лице» (с. 15), «искорчины болей» (с. 37), «от выпаха усмешки» (с. 75), «лежал в обмоте» (с. 80), «ему была нехоть смертельная» (с. 83), «с желвью под челюстью» (с. 85), «такая нудь и муть» (с. 99), «с захрипом сказал» (с. 107), «и задышка, и даже колотьё в груди» (с. 123), «на первом взросте» (с. 207), «средолетние» (с. 216), «без перекрута бинтов» (с. 255), «главная ослаба» (с. 257), «пожимка губ» (с. 298), «побежки»(с. 376), «после тяжелого кровожадия» (с. 392), «выработав в себе запышку» (с. 406).

201

Бушин B.C. Неизвестный Солженицын. С. 70–72.