Дебри
Шрифт:
Он резко сел на кровати. Его закрутил вихрь мыслей. Это тело, висевшее перед глазами - единственное, что он мог вспомнить. Он должен выяснить, что случилось. И тут отворилась дверь.
Фигура в темном была, вероятно, ростом не выше среднего, но из-за чрезвычайной худобы казалась высокой. Человеку было далеко за пятьдесят, на нем был черный шелковый халат элегантного покроя с темно-серым широким платком, заколотым жемчужной булавкой, не слишком большой. Лицо худощавое, с тонким орлиным носом, а кожа на фоне черного шелка казалась белой, как мел. Седые волосы, отступив далеко назад, открывали выпуклый лоб благородной
Человек сделал пару шагов к кровати и сверху посмотрел на Адама. Он заговорил по-немецки:
– Вы Адам Розенцвейг?
Адам кивнул.
– Вы говорите по-английски?
– спросил человек по-немецки.
– Да, - сказал Адам.
– Хорошо, - продолжал человек по-английски.
– А то, боюсь, я позволил себе забыть немецкий.
– Он помолчал, изучая Адама.
– Одна из немногих вещей, которые я позволил себе забыть.
Вошедший держал в руке лист бумаги.
– Я - Аарон Блауштайн, - сказал он.
– Меня очень порадовало письмо вашего дяди. И вам я рад. Вы потеряли сознание около моих дверей, а конверт держали в руке. Но письмо-то - я едва прочел его. Насквозь вымокло. Ваш негр пытался все объяснить, когда...
Адам не слушал. Он наклонился вперед, сидя на постели, и заговорил:
– Там был фонарь. Он висел на фонаре. Ему отрезали пальцы на ногах и...
– Кто? Что?
– спросил человек.
– Негр, негр - я его видел. Я видел мертвого негра на фонарном столбе. Видел, как убивали чернокожих на улице. Я видел. Сначала я думал, что это южане, но...
Человек покачал головой.
– Нет, - сказал он.
– Это не южане.
– Но кто - кто?
– подался вперед Адам.
– Чернь, банда головорезов, - сказал человек.
– Об этом позже поговорим. Сейчас постарайтесь о них забыть, - он протянул письмо.
– Вот, оно было мокрым. Я уже говорил, ваш негр пытался объяснить мне, но как раз в этот момент вы...
– Мой негр?
– как эхо, повторил Адам, совершенно сбитый с толку. Он откинулся назад, на подушки.
– Да, - сказал человек.
– Он утверждал, будто спас вам жизнь. Или вы ему спасли, я не понял. Это был до смерти перепуганный чернокожий. Он боялся от вас отойти, даже когда вы потеряли сознание. Будто вы - его страховка. Как бы то ни было, хочу, чтобы вы знали: он здесь, в доме, и обеспечен всем необходимым. Бедняга, тут такое в последние дни творится! Их жгут, режут, забивают насмерть...
– Он... он спас мне жизнь?
– Адам все никак не мог взять в толк.
– Говорит, вытащил вас из воды. В подполе.
Адам подпрыгнул на кровати. Все начало проясняться. Он снова ощутил, как толпа влечет его по улице, крутя и сминая, вспыхивают факелы.
– Да, меня поймали, толпа поймала меня. Они...
– Да, - сказал Аарон Блауштайн.
– Знаю.
– Я прятался в погребе, - сказал Адам.
– Он рассказывал мне, - сказал Аарон Блауштайн.
– Я лежал там на полке, - сказал Адам, - в темноте, и не знал, кто со мной рядом.
Адам помолчал.
– Потом все кончилось. В погребе никого не осталось. Кроме меня и человека рядом со мной на полке. Я слышал его дыхание.
Адам снова помолчал.
– Никаких других звуков не было, - сказал он.
– Никого
Он помолчал, задумавшись.
– Знаете, - наконец заговорил он, - что самое странное? Странно, что кто-то, кто-то из этой толпы, когда все было кончено, позаботился закрыть кран.
– Да, - сказал Аарон Блауштайн.
– Я лежал там, на полке, пока над водой не показался свет сквозь щель в двери. Потом я услышал голос человека в темноте, позади меня, шепот. Он сказал: "Ты что-нибудь слышишь?" Я сказал, что нет, и голос сказал: "Давай рискнем".
– Думаю, вам не стоит сейчас об этом говорить, - сказал человек.
– Я слез в воду, - сказал Адам, не обращая внимания на его слова. Воды там оказалось всего лишь до подбородка. Я пробрался к лестнице. Наверху дождался того, второго. Когда он приблизился, я увидел, что это чернокожий. Мы выглянули за дверь. Чернокожий, он пошел первым, пошел не на улицу, а в дом. Лучше бы он повел меня на улицу.
Адам замолчал. На него навалилась невероятная усталость, мысли путались, язык одеревенел. С большой осторожностью он опустился на подушку.
– Понимаете, - сказал он чуть погодя, - этим же путем убегали остальные, те, кто выбрался из погреба. Вернее, пытались. Они так и остались лежать там.
Высокий человек в черном халате подошел ближе к кровати.
– Не разговаривай больше, - сказал он.
– Доктор придет с минуты на минуту. Он сказал, что опасности нет, но хотел зайти сегодня вечером, удостовериться.
– Раздался приглушенный звонок. Хозяин обернулся к двери. Это, должно быть, как раз он.
Он подошел к двери и взялся за ручку.
– Постарайся не волноваться, - сказал он.
– Постарайся ни о чем не думать. Тебе здесь рады. Я был... Я друг твоего дяди.
Он отворил дверь и вышел, оставив её открытой для врача.
Адам услышал в холле шаги, они приближались.
Никакой опасности, подтвердил доктор, и ушел. Вошел слуга, положил тапочки и халат на табуретку у кровати, на стул повесил одежду, сказал, что хозяин надеется видеть его внизу, если он захочет спуститься, показал примыкающую ванную комнату, наполнил ванну водой и удалился. Адам выкупался и подошел к приготовленной для него одежде. Натянул льняные кальсоны, отметив добротность шитья, потом майку. Надел брюки из тонкого черного сукна с шелковой отделкой, их поддерживали черные шелковые подтяжки. Надел белую льняную рубашку с золотыми запонками, потом - воротничок, голубой галстук, кожаный жилет, и сюртук - темно-серый, шерстяной, но мягкий и странно легкий. Потом заметил ботинки, его собственные ботинки. Они стояли рядышком, аккуратно высушенные, смазанные жиром после воды и начищенные гуталином.
Он глядел на ботинок, ботинок, который успели рассмотреть, наверное, все обитатели этого дома. Интересно, кто снимал ботинок с его ноги после того, как он потерял сознание. Он представил себе слугу, который склонялся над кроватью, чтобы разуть его. Представил, с каким недоумением этот посторонний человек разглядывал ботинок.
На секунду, одну только секунду, прокатилась по телу волна убийственного гнева. Попробовал бы этот человек сейчас войти!
Затем гнев прошел. Осталась легкая дурнота. В этой роскошной комнате, где уже включили освещение, Адам сел и натянул на левую ногу черный шелковый носок, потом надел ботинок. И правый надел.