Дебри
Шрифт:
– Тогда для чего?
Старик погрузился в раздумье.
– Если ты должен ехать, - медленно проговорил он, - я мог бы устроить это. Но никто не даст тебе в руки мушкет. Да...
– он помолчал.
– Да, я мог бы это устроить, дело в том...
– Я не могу ехать на ваши деньги, - прервал его Адам.
– Разве вы не понимаете?
Аарон Блауштайн смотрел на него долго и внимательно.
– Сынок, - сказал он и запнулся.
– Позволь называть тебя сыном, - сказал он, помолчав.
– Позволь ощутить это слово на
– Это не потому, что сердце мое к нему глухо, это потому...
Аарон Блауштайн поднял руку с неожиданной властностью.
– Ты поедешь, - сказал он.
– Я придумал, как тебе...
– Только не на ваши деньги, - прервал его Адам.
– Нет, - сказал старик.
– На свои, которые ты заработаешь. Но не у меня. Деньги небольшие, но на жизнь хватит. И чтобы добраться до Виргинии хватит.
Подавшись вперед, Адам положил ладонь на его исхудалую руку. И ощутил, что плоти почти не осталось на кости.
– Вы должны понять, - взмолился он.
– Прошу вас, поймите, почему мне необходимо поехать.
– Кажется, я понимаю, - сказал Аарон Блауштайн.
– Понимаю.
Он помолчал.
– Но знаешь ли ты - ты сам - знаешь ли наверняка, почему тебе это так необходимо?
– он покачал головой.
– Нет, - сказал он.
– Ведь как раз для этого тебе и нужно ехать - чтобы понять, для чего тебе это. Ибо... вспышка волнения на миг осветила его лицо, - да будет тебе известно, что единственный способ узнать, зачем ты совершаешь какой-то поступок - это совершить его. Только так, наверное, человек и может познать то, что ему знать необходимо.
Он безучастно отвернулся. Сделал шаг, другой. Вдруг колени его подломились, и он без сил рухнул в кресло. Он тяжело дышал.
– Я старый человек, - наконец выговорил он.
– И не знаю того, что мне необходимо знать.
Голова его безвольно откинулась на мягкую спинку кресла, глаза закрылись.
– Знаю только, что Стефан, мой сын, умер.
И добавил:
– Я должен был знать, что если ты останешься, ты не заменишь мне сына. Это будет возможно только если ты уедешь. Потому что Стефан уехал.
Глава 6
Адам спрыгнул с большого фургона, и фургон медленно покатил дальше.
Известняковая пыль дороги белым налетом покрыла траву, фенхель и щавель. Над припорошенной мелом зеленью пламенели ярко оранжевые цветки тубероз. Бабочка - тигриного, черного с золотом окраса - свешивала с цветка раздвоенный, как у ласточки, хвост. Утопая ботинками в белой пыли, Адам смотрел, как мерно вспыхивают под солнцем её крылья, открываясь и захлопываясь. Послеполуденное солнце слепило. Воздух стоял не шелохнувшись. Он был почти убежден, что в этом недвижном воздухе можно ощутить щекой даже невесомое, нежное, бархатистое дуновение от медленных, томных взмахов этих крыльев.
Он услышал приглушенный пылью хруст гравия под железными ободами колес второго фургона. Первый - большой -
– Сказал тебе сойти, а?
– спросил негр-возница.
– Да, - ответил Адам и вскочил на подножку.
– Раскомандывался, понимаешь, - сказал возница.
Адам не ответил, усаживаясь рядом с ним на дощатое сиденье.
Возница подобрал поводья, фургон тронулся.
– Чего он тебя согнал-то?
– спросил возница.
– Сказал, что хочет подумать.
– Думает он, - сказал возница.
– Ни о чем он не думает, кроме одного.
Адам промолчал. Он смотрел, как ползет впереди большой фургон, ленивой пеной взбивая белую пыль до середины колес.
– Деньги, - сказал возница.
– Больше старикану ничего не надо.
Колеса мягко и ровно хрустели по гравию.
– Деньги, - повторил возница.
– И ещё командывать. Делай то. Делай сё.
– Я не обиделся, что он попросил сойти, - сказал Адам.
– Он имеет право побыть один. Некоторые могут думать только в одиночестве.
– Потом добавил: - Это его фургон.
– Делай то, делай сё, - скривился возница.
– Ага. А знаешь, откуда он родом?
– Да, - сказал Адам.
– Из Каролины.
– Ага, вот именно, из Каа-рли-ины, - презрительно протянул возница. Да он самый что ни на есть настоящий бакра.
– Бакра? Кто это?
– А это такие белые парниши, которые только и умеют что пинать негров и лизать задницы богатеев, - сказал возница.
– Дрянной старикан.
Адам внимательно смотрел на фургон впереди.
– Бакра, - говорил рядом возница.
– Других слов не знают, кроме ты черный сукин сын и дасэр начальник.
– Он вас когда-нибудь так называл?
– спросил Адам.
– Ну, начальником он меня ни разу не называл, - ухмыльнулся возница.
– Я про другое.
– Вслух нет, но от него этим за милю несет, - сказал негр и погрузился в мрачное молчание.
Адам раздумывал над его словами и смотрел на фургон впереди, внезапно ощутив в сердце печаль и растерянность.
– Вы знаете его историю. Как он сюда попал. Чем занимался. Вы слышали, что рассказывал мистер Блауштайн.
– Ага, мистер Блям-стин, - сказал возница.
– Да что он, к черту, знает, твой мистер Блям-стин? Еврей-богатей, сидит себе в Нью-Йоуке. Вот я - я там был. Я родился на Юге.
– Мистер Блауштайн жил там. Несколько лет.
– Угу, богател, - сказал возница.
– Он был очень бедным, - сказал Адам.
– Бедным коробейником.
– Он подумал об Аароне Блауштайне. Попытался представить себе молодого человека с худым, бледным лицом и темными глазами, бредущего по бесконечной раскаленной дороге с котомкой на спине. Короб, так он называл котомку.