Дебри
Шрифт:
– А нельзя ли поточнее, мистер Мардохей23 Салгрейв?
– Доктор, с вашего позволения, - поправил толстяк.
– Ладно, док, так где же то место, куда были вы призваны?
– Под кроватью, - ответил толстяк без тени смущения. Он снова предупреждающе выставил руку, дабы пресечь всякие неуместные замечания.
– И если мне будет позволено завершить повествование, - продолжил он, - то добавлю, что сверху на этой кровати возлежало пять покрывал, четыре стеганых лоскутных одеяла и две перины, и что я занял место поближе
Невзрачный снова хихикнул.
– Негоже смертным подвергать сомнению мудрость Всевышнего, - укорил доктор Салгрейв.
– Я не беру на себя смелость лезть в дела Всевышнего, - сказал невзрачный.
– Зато беру смелость утверждать, что ничего вы, мой друг, не видели.
– Я получил эти сведения из надежного источника, - сказал доктор Салгрейв.
– Правильно я говорю, мистер Хэнкинс?
Он обернулся в сторону бледного молодого человека, но прежде, чем молодой собрался ответить, доктор Салгрейв пояснил чужакам:
– Мистер Хэнкинс - Сал Хэнкинс - он был здесь и выдержал бомбардировку и штурм. Верно, Сал?
Молодой слабо кивнул. Адам заметил, что его левый рукав пристегнут к сюртуку, что раньше ускользнуло от его внимания из-за скрюченной позы молодого человека.
– Сал принял на себя удар железного кулака этой битвы, - сказал доктор Салгрейв.
– В воздухе летали кухонные плиты и раскаленные лемехи, - сказал молодой человек.
– Мы лежали на земле, и все это на нас сверху падало.
Невзрачный человек посмотрел на Моиса.
– А ты где был, когда брали Геттисберг?
– спросил он.
Моис посмотрел на него, затем взгляд его заскользил по пустой долине, к далекой гряде гор на западе. Сначала казалось, что он совершенно забыл о вопросе. Потом он сказал:
– В Нью Йоуке.
Невзрачный сказал:
– А должен-то вроде бы здесь быть. Они, между прочим, за вас, негров, сражались. Похоже, твоя помощь пришлась бы тут очень кстати. На вид ты мужик крепкий.
– У меня спина увечная, - сказал Моис, подумав минуту.
– А-а, ну да, - сказал невзрачный.
– Многие не отказались бы иметь увечные спины. И у многих они стали увечные. Я имею в виду спины. Увечные на веки вечные. Р-раз - одно мгновение - и они повалились на эти спины, глядя в небо. Но ничего не видя. Они и сейчас лежат - прямо под нами, густо, как картошка у доброго хозяина.
Толстяк отвел правую руку, как для объятия.
– Вот!
– сказал он.
– Вся эта территория - не что иное, как гигантский картофельный холм героизма и святости. За исключением, - сказал он, поправив себя, - тех мятежников, которые здесь захоронены. Но давайте не будем даже упоминать о них. Мне выпала честь участвовать в процедуре изъятия тел праведных сынов наших из недостойного их окружения и тесноты и перемещения их...
Джед Хоксворт
– Вы хотите сказать, - проговорил он, указывая на лежащую в осенней траве лопату, - хотите сказать, что выкапываете их?
– Эксгумируем, сэр, эксгумируем, - протестующе погрозил пальцем толстяк.
– Вот слово более подобающего стиля и значения. Но, отвечая на ваш вопрос, поясню: губернатор штата планирует разбить великолепное кладбище на сем священном месте, так сказать, воздвигнуть алтарь патриотизма. Павших переберут ... я хотел сказать, переложат...
Он откашлялся, приложился к кувшину и снова откашлялся.
– Переложат, - продолжил он, - в соответствующем порядке. По статусу, полагаю. Что же до меня, то я тут не для того, чтобы выполнять черную работу. Мой друг, - он ткнул пальцем в невзрачного, - вот кто копает. Но нынче день в основном разведочный. Отбор, так сказать, образцов. Оценка состояния. Моя роль будет заключаться в надзоре. Меня нанял приятель, который будет заключать договор с нашим великим штатом Пенсильвания. Мой прошлый опыт с мертвецами окажет, без сомнения, неоценимую...
– Точно, опыт у него огромный, - сказал невзрачный.
– Он бывший врач.
– Я не о тех годах, когда практиковал терапевтом. Или проповедовал слово Божие. А о тех, когда работал бальзамировщиком.
– Он бросил врачебную практику, - сказал невзрачный, - потому что у него участились случаи со смертельным исходом. Такую пагубную привычку завели себе его пациенты. А работу бальзамировщика бросил, потому что народ вдруг раздумал умирать. Вот если бы он как-то ухитрился совмещать профессию врача и бальзамировщика, он бы скоренько разбогател, и не пришлось бы ему идти в священники. Теперь он бросил читать проповеди, потому что...
– Ты бередишь мои раны, негодник, - сказал толстяк.
– Я много профессий перепробовал, это правда, и по большей части небезуспешно. "Конкордский мудрец" Эмерсон говорит, что всякий порядочный американец должен побывать и торговцем, и фермером, и школьным учителем, и так далее. И хотя реестр моих видов деятельности отличается от предложенного, я, как видите, являюсь представителем как раз эмерсоновских американцев. Я человек разносторонних способностей, и...
– Во-во, и если бы ты эти способности не выпускал из штанов, тебя бы не турнули из священнослужителей, - сказал невзрачный.
– Я открыто признаю, что искушению подвержен любой обладатель крепкого организма и привлекательной внешности. Но духовную службу я оставил по собственной воле, сэр. Из патриотических побуждений, - он повернулся к слушателям.
– Видите ли, джентльмены, возникла большая нужда в бальзамировщиках для наших воинов. Даже в зимнее время, благодаря обморожениям и болезням бизнес не идет на спад. В том смысле, что на могилы всегда спрос. Ха-ха.
Он помолчал, разглядывая неулыбчивые лица, и сказал: