Дедушка-именинник
Шрифт:
— Ну, все-равно. Оля, такъ Оля… Путаю я… Вотъ теб, Оля…
Двочка, взявъ деньги, соскочила со стула, сдлала реверансъ и поцловала у ддушки руку.
— А ты, Ваня? Кажется, Ваня? — продолжалъ старикъ. — Вани-то у всхъ сыновъ и дочерей есть.
— Петя, ддушка… Ваня самый меньшой.
— Ну, Петя, такъ Петя. И теб, Петя, какъ старшему, два рубля. А остальнымъ по рублю. Они маленькіе.
Мальчики, получивъ деньги, зашаркали ножками и тоже поцловали руку старика.
— Да деньги-то не транжирьте, сразу не продайте на гостинцахъ, —
— Нтъ, ддушка. Мы и гостинца не купимъ. Мы спрячемъ. У насъ копилки есть.
— Похвально, похвально. Кто бережетъ съ дтства — будетъ разсчетлиыъ и въ зрлыхъ годахъ, — наставительно сказалъ ддушка. — Нате-ка… Пожуйте пока до пирога, — прибавилъ онъ, подмигнувъ ребятишкамъ, и вынулъ изъ шкафчика стола коробку съ шоколадными лепешками. — Только не шьте много. Оставьте двоюроднымъ братишкамъ и сестренкамъ, которые тоже придутъ. Эта коробка съ шоколадинами, знаешь, Гликерія Федоровна, сколько времени лежитъ? Мсяца четыре.
— Да не кушаете сами, такъ что-жъ имъ длается! — отвчала невстка.
— Нтъ, сосу. Я иногда съ чаемъ сосу. Больше по вечерамъ. Но вдь тутъ фунтъ былъ купленъ.
— Много-ли, ддушка, фунтъ! Дти у меня фунтъ-то иногда въ день съдаютъ.
— А будто это хорошо? Вдь шоколадъ съ сахаромъ. А много сахару сть, такъ зубы портятся.
— По новйшимъ изслдованіямъ, папаша, говорятъ, наоборотъ, — возразилъ сынъ. — Да-съ. Сахаръ зубы поправляетъ. Сахаръ нуженъ для костей… Намъ докторъ сказывалъ.
— Вретъ твой докторъ. Пустяковину городитъ. Ныншніе доктора все наоборотъ. Такая ужъ извадка.
Старику возражать дальше не посмли. Было очень скучно. Да и старикъ скучалъ.
— Что это другіе-то не идутъ! — говорилъ онъ, смотря на часы.
— Марья Никитишна ужасно всегда долго сбирается, — проговорила про невстку Гликерія, чтобы что-нибудь сказать. — А вотъ мы живо.
Она переглянулась съ мужемъ. Тотъ кивнулъ ей утвердительно и она начала:
— У насъ, ддушка, къ вамъ просьба. Большая просьба… Семейство наше разрослось, старшіе дти ужъ гимназисты, одинъ кончаетъ, а мы все еще живемъ въ пяти комнатахъ, ддушка. Ужасно тсно. Взрослаго мальчика съ двочками держать нельзя. У маленькихъ бонна теперь. Тоже вдь и уроки учить надо. Не дадите-ли вы намъ къ нашей квартир еще комнатку?
Старикъ нахмурился и сталъ шамкать губами, нервно щипля бороду.
— Да и прибавлять комнатъ не надо. Прибавлять отъ другой квартиры — передлка, пробиваніе двери, — заговорилъ сынъ. — Конечно, рядомъ съ нами квартира пустая. Но если-бы вы намъ дозволили перехать въ эту пустую квартиру…
Старикъ тяжело вздохнулъ.
— А какъ мы-то жили, когда вы были маленькіе! — отвчалъ онъ. — Ты долженъ помнить. Въ четырехъ комнатахъ ютились, а нетто у насъ такое было семейство, какъ у тебя? У тебя шесть человкъ дтей, а у меня васъ было восемь, да шесть человкъ приказчиковъ, два мальчика. И жили, и благодарили Бога. Приказчики спали на антресоляхъ, внизу вы, старшіе мальчишки. Лавочные мальчишки въ кухн
— Тогда, ддушка, вкъ другой былъ и другіе достатки, — возразилъ сынъ.
— А теперь у тебя велики достатки? Велики? Сказывай! — набросился на сына старикъ. — Какіе твои достатки? Что въ страховой-то контор конторщикомъ служишь? Такъ мы знаемъ ихъ. Полторы тысячи въ годъ — и дальше ни тпру, ни ну… Конечно, всякому-бы это было достаточно при готовой квартир, если кто уметъ протягивать по одежк и ножки…
— Проценты тысячу двсти рублей съ моего капитала еще въ семью идутъ, — похвасталась невстка. — Мы и не жалуемся. Этого съ насъ хватаетъ. А вотъ квартира-то только мала и тсна.
— Мала и тсна… Мала и тсна… — передразнилъ ее старикъ. — Не мала и тсна, а просто зарылись, сударыня моя. Да… Во сколько комнатъ пустая-то квартира рядомъ съ вами?
— Тамъ семь комнатъ, — отвчала невстка, совсмъ сконфузившись.
— Семь… Шутка сказать: семь… Я самъ никогда не живалъ въ такой большой квартир. Семь. А вы говорите: отдай ее вамъ… Семь… — горячился старикъ.
Сынъ виновато опустилъ глаза. Жена его смотрла куда-то въ сторону.
Въ прихожей опять зазвонили.
III
Пріхала старшая дочь старика Валованова Варвара, вдова, грузная, ожирвшая женщина лтъ за пятьдесятъ, съ широкимъ проборомъ въ изрядно уже посдвшихъ волосахъ, тоже въ шелковомъ плать, тоже съ множествомъ колецъ на пальцахъ. Она представляла изъ себя яркій типъ петербургской купчихи средней руки, замужемъ была за баньщикомъ, дровянымъ торговцемъ и поставщикомъ плиты, завдуя еще и по сейчасъ своими торговыми банями, не сданными ею въ аренду. Съ нею были сынъ студентъ и дочь — двушка лтъ восемнадцати.
Въ сопровожденіи своихъ дтей и шелестя шелковымъ платьемъ, вошла Варвара Ивановна въ кабинетъ, поцловала у старика руку и расцловалась съ нимъ. То же сдлали и дти ея, причемъ дочь Анна поднесла старику вышивку для туфель. Затмъ Варвара Ивановна поцловалась съ невсткой, подала руку брату и погладила по головкамъ его ребятишекъ, замтивъ невстк:
— А васъ не упередишь. Вы всегда первыми передъ ддушкой отличаетесь. Ужъ мы какъ торопились и ближе васъ живемъ, а вы все-таки тутъ. Алешу-то вы, папенька, въ первый разъ видите въ студенческой форм,- обратилась она къ старику.
Старикъ посмотрлъ на внука и сказалъ:
— Вижу, вижу, что сдурилъ.
— Отчего-же сдурилъ? — запальчиво произнесъ студентъ.
— Ну, потомъ!.. — махнулъ ему рукой старикъ. — Прежде надо сестру твою за подарокъ отдарить. Аннушка! Кажется, Аннушка? Внучата-то много, такъ все перепутываю.
— Анюта, Анюта, — поддакнула мать.
— Такъ вотъ теб, Аннушка, на духи или на перчатки тамъ, что-ли…
Старикъ взялъ со стола три рублевика и сунулъ ей въ руки, а затмъ обратился къ студенту: