Декабристы
Шрифт:
– Прав, молодец, - похвалил Николай I великого князя Михаила.
– Так им, так им!
– Император, словно шашкой, взмахнул рукой.
– Знаю Бестужевых. Под корень этот бунтарский род!
"РАДИ ВАШЕЙ ЖЕ ПОЛЬЗЫ"
– Ефимка! Ефимка!
– Слушаю, барин.
– Как с экипажем? Рессоры проверил?
– Проверил рессоры, барин.
– Ефимка! Ефимка!
– Слушаю, барин.
– А ну покажи, в какой стороне Сибирь?
Показал
– Верно. Туда и поедем.
Отставной генерал Ивашев был сподвижником генералиссимуса Александра Васильевича Суворова. Вместе с Суворовым в Альпийский поход ходил. Во многих бывал сражениях. Заслуженный он человек. В чести у царя и у царской свиты.
А вот сын генерала Ивашева - Василий Ивашев - оказался в числе декабристов.
Проведать в Сибирь сына и собрался старый боевой генерал.
– Ефимка! Ефимка!
– Слушаю, барин.
– Коней выбирай ретивых.
– Так это понятно, барин.
– Ефимка! Ефимка!
– Слушаю, барин.
– Ты у экипажа колёса получше смажь. Скрипят у тебя колёса.
Целый месяц собирался в дорогу генерал Ивашев. Сам проверил и экипаж, и коней, и колёса. Сам приготовил и то, что возьмёт для сына. Книг отобрал до тысячи. Тёплой одежды на пятерых. Кликнул опять Ефимку:
– Ефимка! Ефимка!
– Слушаю, барин.
– Ящик тащи с шампанским.
Приготовился генерал, отправил письмо в Петербург царю Николаю I.
Правда, сосед по имению, тоже отставной генерал, но не столь известный, сказал Ивашеву:
– Пётр Никифорович, не пустит тебя государь. Поверь, что не пустит, не разрешит.
Нахмурился Ивашев. Даже обиделся:
– Эка язык у тебя несносный. Да у меня одних орденов мешок. Я человек заслуженный.
Ждёт Ивашев от царя ответа. Месяц проходит. Проходит второй. Нет от царя ответа.
А тут, как назло, что ни неделя, наезжает к нему сосед.
– Пётр Никифорович, ты ещё здесь?! А я-то думал - ищи в Сибири.
Языкастый сосед попался. Замучил издёвками он Ивашева.
– Занят, видать, государь, - находит Ивашев для царя оправдание.
Кончилось лето. Осень прошла. Забелело вокруг от снега. Ефимка карету сменил на сани.
Вновь к Ивашеву сосед приехал.
– Пётр Никифорович, ты ещё тут? А я-то думал - ищи в Сибири.
Хотел разозлиться генерал Ивашев, да тут примчался курьер из Петербурга, привёз письмо от царя-государя.
Разорвал Ивашев конверт, начинает читать. Не может скрыть он счастливого вида. Письмо от царя доброе, даже нежное. Про заслуги Ивашева упоминает в письме государь, про Альпийский поход, про его награды.
Тычет генерал Ивашев царский ответ соседу:
– Ну-ка, голубчик, читай. Где же твоё пророчество? Вот видишь - про Альпийский поход. Вот видишь - про мою знаменитость. А вот тут, читай чуть пониже, - про боевые мои награды.
Далее
– Нет, всё же помнит, всё же ценит меня государь, вот тут о здоровии даже пишет.
Стоит сосед, смотрит в письмо. Всё верно, всё так:
– Ефимка! Ефимка!
– кричит Ивашев.
– Слушаю, барин.
– Коней запрягай, Ефимка.
Перевёл генерал дыхание, перевернул письмо Николая I, продолжает читать ответ.
Читает и вдруг бледнеет.
"А так как вы в немалых уже годах, - писал царь, - и здоровье ваше оберегать надобно, то посему, ради вашей же пользы, не могу отпустить в Сибирь".
До конца своих дней мстил Николай I декабристам. Мстил и в большом и в малом.
Глава девятая
"СИЛА В ЗЛОДЕЯХ ЕСТЬ"
СОДЕРЖАТЬ И ДОНОСИТЬ
Начальник Нерчинских рудников Бурнашев ломал себе голову. Перед ним лежала инструкция, как содержать декабристов.
"Содержать по всем строгостям", - значилось в инструкции. Но тут же была и приписка: "О состоянии их ежемесячно доносить в собственные руки его императорского величества". Это добавление и смущало Бурнашева.
Что значит "содержать по всем строгостям", начальник рудников представлял хорошо. Не первый год он ведает каторгой. Не один каторжанин здесь кончил век.
– Да если по полной строгости, - рассуждал Бурнашев, - то, пожалуй, от этих господ полгода - и ваших нет.
Бурнашев усмехнулся, стал вспоминать: князь Сергей Трубецкой харкает кровью, болеет горлом. Князь Евгений Оболенский болен цингой. У Василия Давыдова открылись раны. Александр Якубович страдает грудью.
Бурнашев презрительно сплюнул.
– Мелкота. Вот, может, Волконский побольше других протянет. Ну год, ну от силы два.
Решил Бурнашев обращаться с декабристами согласно инструкции. Назначил начальником тюрьмы сурового офицера. Стал тот всячески притеснять заключённых. Распорядился не выдавать декабристам свечей, то есть вечерами держал в темноте. Запретил им во время работы общаться и даже разговаривать друг с другом. Покрикивал. Всех называл на "ты". Суровое к ним отношение и вызвало протест декабристов.
Прибежали однажды охранники к Бурнашеву, докладывают:
– Ропчут, ваше высокородие.
– Но, но... Я их в момент... При мне тут не очень пикнут.
– Они не словесно, ваше высокородие.
– Как - не словесно?!
– Объявили голодовку, ваше высокородие.
– Бунт!
– закричал Бурнашев.
– И там бунтовали, - махнул он рукой на запад, - и здесь! Пороть их! Кнутами!
Потом поостыл, подумал: "А вдруг от голодовки они помрут. Не простит государь за это!" Послал он в тюрьму посыльного.