Декабристы
Шрифт:
А тут пришёл обоз из пяти саней.
– Что такое?
– кричит офицер.
– Книги.
– Какие книги?!
Отвечают:
– Медицинская библиотека.
А в этой библиотеке четыре тысячи разных книг.
– Боже!
– вырвалось у офицера.
Где же книги ему читать? Листать едва успевает. Сидит за столом от зари до зари. Уже не пишет на книгах "Читал", помечает "Свидетельствовал".
А тут повалили иностранные книги. На французском, английском, турецком, испанском, арабском - на пятнадцати языках.
Совсем
А главное, как разобраться, как уследить, какая книга из них запретная.
– По названиям определяй, по названиям, - советует комендант.
Взял комендант рядом лежащую книгу, прочитал: "Опыт археологических исследований".
– Вот видишь, - сказал офицеру.
– Археология. Тут ничего нет запретного. Значит, давай.
Потянулся за другой книгой. Попалась иностранная, с картинками. На картинках жуки и бабочки. "История насекомых", - перевёл комендант название книги.
– Тут тоже нет ничего опасного, - объясняет комендант.
– Тоже смело её давай. А вот если попадётся, - комендант кашлянул, - про государя-императора и недоброе, так не давай. Понял?
– Понял, - сказал офицер.
Ушёл комендант.
Открыл молодой офицер книгу "Опыт археологических исследований", пометил на ней "Свидетельствовал", расписался, хотел положить в сторону, однако заинтересовался, открыл страницу, прочёл первые строчки и ахнул. Ничего там нет про археологические исследования, а речь в ней как раз о том, что власть царей - власть деспотическая, что надо царей свергать.
Потянулся к "Истории насекомых", посмотрел на жуков и бабочек, раскрыл словарь, начал читать, а в книге вовсе не про жуков и бабочек и, хотя не по-русски, опять про царей и опять недоброе.
Присмотрелся офицер к одной книге, к другой. И только теперь заметил, что заглавные листы у них вклеены. Взяты из других книг. Жуки и бабочки тоже вклеены.
Бросился офицер к коменданту.
– Ах, негодяи!
– кричал комендант. Потом успокоился. Изобретательно, - проговорил.
– Вот что, - сказал офицеру.
– От этих господ голова у меня болит. Разберись-ка, любезный, сам. Поступай, как сочтёшь разумным.
А как поступать? Особенно если книги на языках турецком, арабском или китайском.
Придумал наконец офицер: одну книгу налево, вторую - направо, одну декабристам, вторую - взапрет. Даже листать не надо.
"ЧЁРТОВА МОГИЛА"
Четыре часа утра.
– Подымайся!
– неслась команда дежурного унтер-офицера.
Гремя кандалами, каторжане сползали с нар.
Так начинался рабочий день в Благодатском. Работали здесь декабристы глубоко под землёй. Добывали свинцовую руду, дышали едкой рудничной пылью.
В Чите рудников не было. Тут и работа была иной, по сравнению с прошлой, - лёгкой. Подметали улицы. Рыли рвы и канавы. Чистили казённые
– Господа! Сегодня дуэль, дуэль!
– выкрикивал Щепин-Ростовский. Кого в секунданты?
– Пущина!
– Пущина.
– Лунина!
Составят декабристы четвёрки. В одной старшим Щепин-Ростовский, в другой Басаргин, Розен или Михаил Бестужев.
– Начинай!
– командует Пущин.
"Дуэль" начинается. Состязаются декабристы, кто раньше зерно смолотит.
– Не отставай!
– басом гудит Щепин-Ростовский.
– Не отставай!
– Басаргин нараспев выводит.
Уходит зерно к жерновам за ведром ведро. Белым чудом мука ссыпается.
На многие работы водили в Чите декабристов. Но чаще всего заключённых гнали к оврагу. Памятен декабристам этот овраг.
Засыплют декабристы овраг, заровняют, зачистят. Пройдёт дождь размыло опять овраг. Снова лопаты и тачки в руки. Снова дождь - и опять начинай всё сначала. Человеческий труд, как дым, - в трубу. Без всякой пользы, без всякой цели.
Измотал декабристов овраг.
– Господа, дуэль, дуэль!
– пытался и здесь чем-то увлечь товарищей Щепин-Ростовский.
Однако никто не откликался.
Первым не выдержал Бобрищев-Пушкин:
– Не могу! Тошнит!
И вдруг, словно в истерике:
– Не могу! Бесцельно! Бездумно! Как миф! Как дым! Не могу. Лучше назад - в рудники, под землю. Там хоть польза стране и людям. Бесцельно! кричал Бобрищев.
Еле его успокоили.
Срывались Давыдов, Вадковский, братья Беляевы. Да и другим этот овраг словно кинжал у сердца. Правда, никто из них здесь не погиб. Да и вообще могил никаких здесь не было. Однако с названием этим никто не спорил. Даже солдаты-охранники.
– Могила, как есть могила, - говорили они.
– Господа офицеры молодость, силы свои хоронят.
"ОТЕЧЕСТВО"
Декабристы любили песни. Весёлые - в дни веселий. Грустные - когда становилось грустно. Пели народные песни. Пели арии и романсы. По-французски пели песни французские. Итальянские - по-итальянски. Были песни и собственных сочинений. Но самой любимой, той, которую декабристы исполняли чаще всего и громче, была революционная песня "Отечество наше страдает под игом твоим".
Запевали её обычно тогда, когда строем шли на работу. Начинал Тютчев. У него был мягкий, красивый голос. Затем подхватывали братья Александр и Николай Крюковы. У этих был бас. Потом подключались все.
Офицер Сорокин, начальник караула, который сопровождал декабристов на работу и с работы, каждый раз, когда начиналась песня, приходил в ужас: "Крамольная!"
– Молчать!
Декабристы умолкали. Но шагов через сто опять начиналось "Отечество".
– Молчать!
Вновь обрывалась песня. Но опять ненадолго.