Декамерон 2
Шрифт:
А ведь рано или поздно даже самая прочная и толстая каменная корка трещит и раскалывается. Как бы глубоко в неё ни забилась душа человека. В какой-то момент он уже не найдёт в себе сил смолчать…
День пятый, ранее утро
Пробуждение. И всё по-старому. Дезертиру нигде не дадут житья. Кошмары преследуют его на обоих берегах реки времени.
Дурной сон лишний раз напоминал о никчёмности Альдреда. О том, что Равновесный Мир отторгает его, как чужеродный
Концентрированная секунда, наполненная ворохом событий и бурей эмоций.
А потом всё схлопнулось. Предатель открыл глаза и позабыл, что пережил заново эпизод из далёкого прошлого.
Возвращение в явь сопровождала чудовищная, гудящая боль в голове. Мало приятного, и всё же по затылку его никто не огрел. Так в чём же дело? Виски пульсировали. Сердечный ритм замедлился: похоже, ему стало трудно качать кровь.
Его кости ломило. Мышцы затекли. Холод пронизывал всё тело, хотя кожей Альдред чувствовал: рассвет уже наступил, и солнце поднималось над Саргузами.
Где-то там. За туманом, что накрыл, по меньшей мере, северную половину Города. Флэй видел не дальше собственных рук, распластавшихся по мокрой мостовой. Влага, повисшая в воздухе, щекотала и без того раздражённые пазухи в носу.
Альдред стиснул зубы, зарычал тихо, не понимая, что вообще происходит. Попробовал пошевелить пальцами рук. Те слушались его. Даже одеревеневшие ноги — и те поддавались его повелениям. Но со скрипом, будто Флэй насквозь проржавел, как железный голем из всеми забытой гастетской гробницы.
Шипя и пыхтя, ренегат принялся подниматься на ноги. Отмёрзшие пальцы подцепили навершие Прощальной Розы. Помнилось ему, чуть не напоролся на клинок при утрате сознания. И действительно, с каждым днём Смерть подбиралась к Альдреду всё ближе. Теперь она и вовсе дышала ему в затылок. От её холодного дыхания топорщились волосы, кожу стягивало, по ней бежали мурашки.
Умирать ренегату не хотелось. К счастью, у него еще оставалось немного сил, чтобы побороться за жизнь. Можно подумать, никчёмное насекомое вроде него Вселенский Разум бы стал слушать, раздавить его потом или сейчас.
Подняться оказалось задачкой не из лёгких. Альдред оттолкнулся от мостовой одной рукой — так, чтоб приподнять меч и опереться на него, как на посох. Стало чуточку легче. Опора помогла Флэю встать на колени. Он прислонился лбом к рукояти, держась рукой за гарду. Тяжело дышал, высунув язык, будто пёс, изнывающий от жары.
Совсем не думал о том, что мог порезаться. Отравиться химеритом и помереть. Его голова была пуста, как бездна, где теряется всё, и нет ничего. Ренегат потерял много жидкости и крови к этому моменту. Попросту нечем уже было потеть.
Мало-помалу чувствительность ног восстанавливалась. И Альдред бы начал возиться с тем, чтоб встать на ноги. Но чувствовал, как в груди ни с того, ни с сего стало тяжко. При вдохе
Приступ скривил тело дезертира вопросительным знаком. Надрываясь, Флэй всё-таки сумел исторгнуть из себя мокроту. Слизь плавала в более жидкой, и в то же время плотной субстанции. Это была кровь. Его собственная. Уже не красная, но ещё не чёрная. Будто бы побуревшая. Альдред скривил лицо в отвращении.
В голове у него промелькнула крамольная мысль:
«Мне… конец?»
Его разозлило то, что собственный же внутренний голос произнёс это. Разозлённый донельзя, дезертир начал подниматься дальше. Шипел, кряхтел и даже рычал, но всё-таки сумел своего добиться. Задышал часто и отрывисто, опираясь всё так же на меч.
Восстанавливая силы после поднятия на неприступный пик собственного роста, он размышлял. Нынешнее положение вещей ему не нравилось и даже пугало, с какой стороны ни взгляни.
Так, как ситуация разворачивалась на его глазах, не должно было быть. Похоже, ренегат оказался на пороге той реальности, создаваемой Чёрной Смертью, которую он ещё пока не знал. И это буквально парализовало его.
Когда падал в обморок, начиналась моросью. За ней, как правило, выпадение осадков или обрывалось, или усиливалось. Альдред полагал, дождь кончился совсем. Туман, как правило, не образуется мгновенно. У гулей имелось вдосталь времени для жатвы, но почему-то участь обеда обошла дезертира стороной.
Ради интереса Флэй мог бы развернуться и войти в особняк Сансовини. Глянуть, что осталось от Тринадцати после ночи. Да только двигаться лишний раз у него желания не имелось. Жив — и ладно. Это пытливый ум его никак не мог успокоиться.
Солнце светило. Его проблески ренегат видел даже сквозь молочный заслон влаги. Едва ли излучение могло повредить как-либо гулям вот так. Значит, это туман, равно как и дождь, согнал упырей с улиц. Хорошо, если так.
Но увы, теория разбилась почти мгновенно: то тут, то там предатель слышал заунывный вой заражённых. Орды переговаривались между собой, будто стаи волков. Это не та какофония ужаса, что происходила в момент жатвы обычно. В общении упырей прослеживалась не то хандра, не то тоска. Либо же одни пытались найти других и после собраться в единое скопище.
— Жуть… — пробормотал Альдред.
Он перестал опираться на меч. Поудобнее обхватив бастард, расправил плечи. Чуточку откинул голову назад: равновесие так ему легче оказалось держать. Взглядом шарил в белой мгле, пытаясь сообразить, куда идти. Туман накладывал свой отпечаток на мытарства Флэя. Следовало держать ухо востро, чтоб не проворонить поворот.
— И где же этот проклятый Госпиталь?.. — цедил ренегат, решаясь на первый шаг.
За неимением выбора он просто пошёл вперёд. В никуда, из ниоткуда. Ещё никогда Город не наводил на него такой ужас, как в этот, пятый день.