Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики
Шрифт:
Пусть те, которые будут изобличены в божбе и поношении святого имени Бога, его пресвятой матери или его святых, будут осуждены в первый раз – к штрафу, во второй, третий и четвертый раз – к двойному, тройному и четвертному штрафу; в пятый раз – к железному ошейнику; в шестой раз – к позорному столбу и отрезанию верхней губы; в седьмой раз – к отрезанию, в меру, языка [205] .
Весьма популярной мерой борьбы с воровством во Франции XIV–XV вв. считалось членовредительство. Так, в 1357 г. Парижский парламент был вынужден рассматривать апелляцию одного из осужденных, несогласного с тем, что ему отрубили кисть не той руки: правую вместо левой. В качестве возмещения причиненного ему ущерба вор требовал, чтобы его судье отрубили обе конечности [206] . Принцип «око за око, зуб за зуб», похоже, был весьма популярен в средневековом обществе. Податель судебного иска считал вполне законным, например, желание отрубить палец обидчику взамен своего, утраченного в стычке с последним [207] . Точно так же можно было добиваться проведения пыток в отношении судьи, который ранее под тем или иным предлогом (но, конечно же, незаконно!) послал на дыбу самого истца [208] .
205
Цит. по: Ямпольский М. Физиология символического. Книга I: Возвращение Левиафана. Политическая теология, репрезентация власти и конец Старого порядка. М., 2004. С. 76–77.
206
ANF. X 2a 6, fol. 361-363A (июнь 1357 г.).
207
ANF. X 2a 9, fol. 205vB-207vA (март 1379 г.).
208
Например: ANF. X 2a 6, fol. 75B-77vA (апрель 1353 г.); X 2a 6, fol. 190vB-193 (май 1354 г.); X 2a 7, fol. 13-16A (февраль 1360/1361 г.); X 2a 7, fol. 338vB-343A (май 1367 г.).
Что же касается кастрации, то ее использование
Если раб причинит насилие чужой рабыне и вследствие этого преступления рабыня умрет, раб должен или уплатить господину рабыни 240 ден., что составляет 6 сол., или же должен быть кастрирован [209] .
То же наказание полагалось насильникам (mulierum oppressores) в XI в. [210] Позднее, как видно из приведенных выше примеров, такая мера применялась почти исключительно в парасудебных ситуациях, хотя и считалась вполне допустимой: именно поэтому месть оскорбленных родственников так легко прощалась королевским судом.
209
Салическая правда / пер. Н. П. Грацианского, под ред. В. Ф. Семенова. М., 1950. Ст. XXV. § 7.
210
Du Cange C. Glossarium mediae et infimae Latinitatis. Graz, 1954. Bd. 1-10. Bd. 2. S. 212.
Интересно, что кастрация прелюбодея рассматривалась в качестве нормы права (очевидно, также под влиянием византийского законодательства) в городах средневековой Италии: Флоренции, Перудже, Венеции. Здесь, как мне представляется, особое звучание приобретало «теоретическое» обоснование членовредительства, разработанное византийскими теологами. В основе его лежало понятие ???????, обозначавшее любые незаконные сексуальные отношения и, в частности, адюльтер [211] . С религиозной точки зрения, ??????? являлась грехом телесным (а не духовным), что делало само тело опасным для окружающих, особенно когда бывало обнажено и прекрасно [212] . Именно поэтому в качестве единственного действенного средства для борьбы с данным грехом (или преступлением) византийские правоведы рассматривали членовредительство [213] .
211
Meyendorff J. Christian Marriage in Byzantium: The Canonical and Liturgical Tradition // DOP. 1990. Vol. 44. P. 99–107.
212
Как представляется, здесь находила свое развитие древнегреческая традиция, согласно которой сексуальное желание являлось естественным ответом именно на красоту человеческого тела, неважно, мужского или женского: Dover K. J. Classical Greek Attitudes to Sexual Behavior // Arethusa. 1973. Vol. 6. № 1. P. 59–73.
213
Kazhdan A. Op. cit. P. 134–135, 143.
Ту же картину мы наблюдаем и в средневековой Италии. Если мужчину, виновного в адюльтере, ждала кастрация, то женщине отрезали нос, дабы ее красота более не привлекала к себе взгляды окружающих [214] , либо подвергали публичной порке [215] . И в том, и в другом случае подчеркивался прежде всего производимый диффамационный эффект, позволявший за счет унижения преступника восстановить честь и достоинство не только его непосредственной жертвы, но и всего городского сообщества [216] . Таков был основной принцип итальянского судопроизводства, и особенно, как отмечал Гвидо Руджеро, в отношении преступлений, совершенных на сексуальной почве [217] . Тот же принцип, по всей видимости, доминировал и в представлениях итальянцев о загробных страданиях. Изображая мучения, уготованные грешникам в аду, художники, по мнению специалистов, часто воспроизводили сцены наказания преступников, знакомые им по повседневной жизни [218] . Так, на фреске Джотто «Страшный суд» (1305 г.) перед зрителями представала некая пара, очевидно, признанная виновной в адюльтере: мужчина был подвешен на веревке, привязанной к гениталиям (что намекало на возможную кастрацию), а женщина висела на крюке, зацепленном за вагину (Илл. 8). Только в XV в. под влиянием гуманистических идей в итальянской системе уголовных наказаний произошли видимые изменения: «символическое членовредительство» начало постепенно уступать место денежным штрафам [219] .
214
Той же участи, по мнению итальянских судей, заслуживали и пассивные гомосексуалисты, приравниваемые к женщинам (Ruggiero G. Constructing Civic Morality. Р. 181). Подобное «уравнение в правах», возможно, также было воспринято средневековой правовой традицией из греческой. Подробнее см.: Dover K. J. Greek Homosexuality. L., 1978. P. 16, 187; Михайлин В. Ю. Тропа звериных слов. Пространственно-ориентированные культурные коды в индоевропейской традиции. М., 2005. С. 298–304.
215
Lett D. «Femme tenues» et «femmes connues». Concubinage et adultere dans trois status communaux marchesans du XVe siecle // Splendor Reginae. Passion, genre et famille. Melanges en l'honneur de Regine Le Jan / Sous la dir. de L. Jegou, S. Joye, T. Leinhard, J. Schneider. Turnhout, 2015. P. 169–178, здесь Р. 174–175.
216
См. подробнее: Ruggiero G. Constructing Civic Morality. P. 180–183; Zorzi A. Rituali e cerimoniali penali nella citta italiane (secc. XIII–XVI) // Riti e rituali. P. 141–157, здесь Р. 146–147. О значении диффамационного эффекта в такого рода наказаниях в Византии: Kazhdan A. Op. cit. О древнегреческих корнях подобного отношения, когда соблазнение женщины оскорбляло исключительно достоинство ее родственника-мужчины (отца или мужа), см.: Cohen D. Law, Society, and Homosexuality in Classical Athens // Past and Present. 1987. № 117. P. 3–21; Dover K. J. Classical Greek Attitudes. P. 62.
217
Ruggiero G. The Boundaries of Eros. Sex Crime and Sexuality in Renaissance Venice. N.Y., 1985. P. 17–19, 21–24, 43–49, 70–75, 90–92.
218
Edgerton S. J. Pictures and Punishment. Art and Criminal Prosecution during the Florentine Renaissance. Ithaca; L., 1985. P. 23–27; Baschet J. Les justices de l'au-dela. Les representations de l'enfer en France et en Italie (XIIe-XVe siecles). Rome, 1993. P. 518–531.
219
Zorzi A. Op. cit. P. 151; Dean T. Op. cit. P. 14–15; Ruggiero G. Violence in Early Renaissance Venice. New Brunswick, 1980. P. 44–45, 164.
В отличие от Италии, во Франции – при всем понимании унизительности кастрации – на первый план выходил все же не ее диффамационный эффект, но, как ни странно, ее близость к смерти. Убийство виновного действительно являлось здесь наиболее «популярным» наказанием за адюльтер в случае самосуда [220] . Например, в 1392 г. письмо о помиловании было даровано Симону де Ламуа из Котентена, на протяжении восьми лет терпевшему сожительство собственной жены с местным кюре Робером Жильбером и даже согласившемуся взять на воспитание девочку, которая родилась от этой связи. В конце концов Симон обратился в арбитражный суд, где заключил со своим соперником соглашение, и
220
Интересно, что в некоторых сборниках обычного права убийство любовника жены даже не рассматривалось как уголовно наказуемое деяние. См., например: «Car il est clere chose que se uns hons defent a un autre par devant justice ou par devant bonnes gens qu'il ne voist plus entour sa fame ne en son ostel pour li pourchacier tel honte, et il, apres la defense, le trueve en fet present gisant a sa fame, s'il ocist l'homme et la fame, ou l'un par soi, il n'en pert ne cors ne avoir» (Beaumanoir Ph.de. Op. cit. T. 1. P. 472, курсив мой. – О. Т.).
упомянутый Жильбер в присутствии этих арбитров пообещал и поклялся на святых евангелиях, а также пообещал принести клятву перед распятием, что более никогда не придет к истцу и к этой женщине [в дом] и не оскорбит ее [221] .
И все же «перемирие» длилось недолго. В очередной раз застав любовников на месте преступления, Симон убил их обоих.
Понимание равноценности двух возможных в случае адюльтера наказаний – убийства и кастрации – прослеживается и по нормативным документам, причем уже самым ранним. Например, согласно «Салическому закону» (Lex salica), за кастрацию свободного мужчины полагалось заплатить точно такой же штраф, как за его убийство или за кражу его жены – 8 тысяч денариев [222] . Наличие гениталий, таким образом, вполне логично связывалось с самой возможностью жизни, поскольку их отсутствие лишало мужчину надежды на рождение у него потомства [223] .
221
«Et eust ledit Guillebert promis et jure en la presence desdiz arbitres aux saintes evangiles de Dieu et promis a faire serement sur le corps de Dieu sacre que jamais a ladicte femme ne retourneroit ne au dit suppliant ne la fourtreroit» (ANF. JJ 143. № 198, октябрь 1392 г.).
222
«Если кто кастрирует свободного человека, присуждается к
223
Интересно, что уже у греков понятия «стерильность» и «смерть» были равнозначны: Bowie A. M. Aristophanes: Myth, Ritual, and Comedy. Cambridge, 1993. P. 265–267.
Любопытную параллель к такому восприятию мужских половых органов мы находим в Библии. Здесь, в книге Бытия, упоминалась форма клятвы, имевшая хождение у евреев:
И сказал Авраам рабу своему, старшему в доме его, управляющему всем, что у него было: положи руку твою под стегно мое, и клянись мне Господом Богом неба и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему жены из дочерей Хананеев, среди которых я живу. Но пойдешь в землю мою, на родину мою, и возьмешь жену сыну моему Исааку… И положил раб руку свою под стегно Авраама, господина своего, и клялся ему в сем [224] .
224
Быт 24: 2–9. См. также: «И пришло время Израилю умереть, и призвал он сына своего Иосифа, и сказал ему: если я нашел благоволение в очах твоих, положи руку твою под стегно мое и клянись, что ты окажешь мне милость и правду, не похоронишь меня в Египте, дабы мне лечь с отцами моими: вынесешь меня из Египта и похоронишь меня в их гробнице. Иосиф сказал: сделаю по слову твоему» (Быт 47: 29–30).
Таким образом, если дело касалось продолжения рода (т. е. самой жизни), клятву приносили буквально на гениталиях того, кто, собственно, и являлся наиболее заинтересованным лицом [225] .
В более поздних, по сравнению с «Салическим законом», правовых текстах кастрация, в понимании как потерпевших, так и судей, также приравнивалась к смерти. Судя по уголовным регистрам Парижского парламента, возмещение ущерба за надругательство над мужскими половыми органами составляло 10 тысяч парижских ливров [226] – столько же, сколько обычно требовали за создание угрозы жизни истца или за убийство [227] . В некоторых случаях за «незаконной» кастрацией могла последовать казнь того, кто ее совершил. Именно такой приговор был вынесен в 1376 г. целой группе людей, напавших на свою жертву прямо около его дома. По свидетельству потерпевшего, они заявились к нему, когда уже стемнело и все спали, выпустили привезенную с собой курицу и заставили ее кричать. Истец, думая, что лиса залезла в его курятник, вышел безоружным во двор, где был схвачен и кастрирован – всего лишь потому, что незадолго до того выиграл у своих обидчиков несколько судебных процессов [228] .
225
О важности данного жеста и его символическом наполнении в средневековой французской экзегетике см.: Schmitt J.-C. Op. cit. P. 61–62.
226
В уже упоминавшемся выше деле 1353 г. о кастрации монаха истец требовал заплатить ему 10 тысяч парижских ливров за понесенный ущерб (ANF. X 2a 6, fol. 57v-59). В деле от 1368 г. говорилось о некоем экюйе, обвинившем местного священника в краже домашних животных и зерна и заключившего его на этом основании в собственную тюрьму. Там он «много раз» пытал несчастного, подвешивая его за гениталии и предлагая отказаться от Бога. В качестве наказания священник требовал взыскать со своего мучителя ту же сумму в 10 тысяч ливров (ANF. X 2a 8, fol. 54v-56, июнь 1368 г.).
227
При угрозе жизни вследствие многочисленных ранений: ANF. X 2a 6, fol. 54 (ноябрь 1352 г.). В случае убийства: ANF. X 2a 6, fol. 342vB-345 (февраль 1356/1357 г.); X 2a 7, fol. 34B-35A (сентябрь 1361 г.); X 2a 9, fol. 132vB-134v (август 1378 г.). Любопытно, что и за насильственное лишение девственности штраф составлял те же 10 тысяч ливров – в том случае, если преступнику удавалось избежать смертной казни. Именно такой приговор был вынесен, в частности, в 1401 г. сиру де Тюизи, сеньору де Шевриер, изнасиловавшему совсем юную девушку, но раскаявшемуся в содеянном и по собственному почину давшему признательные показания: ANF. X 2a 14, fol. 44v-47 (декабрь 1401 г.).
228
ANF. X 2a 9, fol. 37B-38 (июнь 1376 г.).
Таким образом, в позднесредневековой Франции кастрация воспринималась, скорее, как правонарушение, нежели как достойное наказание виновного. Не удивительно, что все рассмотренные выше дела, связанные с преступлениями сексуального характера, представляли собой ситуации парасудебного разрешения конфликта. Система французских судебных наказаний в подобных ситуациях и, в частности, в случае адюльтера вообще довольно долго оставалась слабо разработанной и, в связи с этим, сильно различалась в зависимости от провинции, где рассматривалось то или иное дело. Например, в Арле обычным наказанием за измену было изгнание виновных из города [229] . Во Фрежюсе на них налагался внушительный штраф [230] . В Тоннере, напротив, адюльтер наравне с изнасилованием и убийством расценивался как тяжкое уголовное преступление и карался смертью [231] . Неверных жен также весьма охотно заключали в монастыри [232] . Данная норма была, в частности, известна обычному праву Тулузы, где применялась до 1296 г. вместе с конфискацией имущества прелюбодейки [233] . Позднее, однако, эта система оказалась пересмотрена, и местные чиновники – как, впрочем, и их коллеги в других городах Южной и Северной Франции – предпочли обратиться к иным формам наказания за адюльтер, носившим прежде всего диффамационный характер и касавшимся не только женщин, но и мужчин.
229
Тушина Г. М. Демографические аспекты социальной истории Прованса XII–XIV вв. // Женщина, брак, семья до начала Нового времени. Демографические и социокультурные аспекты / отв. ред. Ю. Л. Бессмертный. М., 1993. С. 83–88.
230
Courtemanche A. Morale sexuelle des clercs et des laics. P. 366.
231
Gauvard C. «De grace especial». Р. 790.
232
Eadem. Honneur de femme et femme d'honneur. P. 164–165. Данная норма опиралась на римское право – новеллу Юстиниана Que sit mulieris adulterae poena (nov. 134), предлагавшую двухлетнее заключение в монастыре для неверной женщины. Если по истечении этого срока супругам удавалось помириться, муж мог забрать жену домой, в обратном случае ему разрешалось развестись с ней и создать новую семью: Lovato A. Sulla novella 134 di Giustiniano // Carcer II. Prison et privation de liberte dans l'Empire romain et l'Occident medieval / Ed. par C. Bertrand-Dagenbach et al. P., 2004. P. 71–92; Hillner J. Prison, punishment and penance in Late Antiquity. Cambridge, 2015. P. 322–326.
233
Именно такая норма права упоминалась в основном тексте «Кутюм Тулузы», записанном в 1286 г. За адюльтер наказывались не оба любовника, но лишь неверная супруга, которая теряла право распоряжаться своим приданым, а также имуществом мужа после его смерти: «Consuetudo est Tholose sive usus quod mulieres transducte per maritos suos ipsis viris premortuis lucrantur et debent recuperare de bonis ipsorum maritorum dotes et donationes propter nuptias seu agenciamentum… nisi forte ipse mulieres viventibusmaritis suis crimine adulterii fuerint condempnate et, post eandem condempnationem, quod mariti earum eas sibi non reconciliaverint vel inter ipsos conjuges pactum aliter non extiterit» (Gilles H. Les coutumes de Toulouse (1286) et leur premier commentaire (1296). Toulouse, 1969. P. 125–126).
Как отмечал Жан-Мари Карбасс, в южных областях Франции адюльтер рассматривался как тяжкое уголовное преступление уже в конце XII в. в отличие от северных регионов королевства, где светские власти начали уделять ему повышенное внимание лишь с конца XIV в. [234] Вероятно, примерно в то же время возникло и весьма специфическое наказание за супружескую измену. В документах, происходящих как из Тулузы [235] , так и из Ажена, Периго, Эг-Морта, Сен-Бернара, Драгиньяна, Лурда и других городов Южной Франции, оно обычно именовалось «бегом» (course), а его суть заключалась в следующем [236]
234
Самое раннее упоминание адюльтера как общественно опасного преступления содержалось в первом варианте «Кутюмы Монпелье», датирующемся 1190 г.: Carbasse J.-M. «Currant nudi». La repression de l'adultere dans le Midi medieval (XIIe-XVe siecles) // Droit, histoire et sexualite. P. 83–102, здесь P. 84–85.
235
В глоссе к «Кутюмам Тулузы», составленной в 1296 г., сообщалось об отказе от норм римского права, согласно которому любовнику неверной супруги отрубали голову, а ее саму брили наголо и ссылали в монастырь. Отныне судьи обращались к местному обычаю, заставляя обоих преступников пробегать по улицам города на глазах собравшейся толпы, а затем конфискуя их имущество: «Item videndum est qua pena hodie puniuntur adulterantes in civitate Tholose. Nam de jure comuni certa pena posita est, videlicet homo comittens adulterium debet decapitari. Mulier vero debet mitti in monasterium et debet tondi et verberari et de hac materia consuevit legi C. ad legem Jul. de adulteriis. l. quamvis in fi. et in aut. ibi posita. Set hodie de usu et consuetudine Tholose extraordinarie puniuntur. Nam pluries vidi currebant villam nudus cum nuda et erant judicati per sentenciam ad perdendum bona» (Gilles H. Op. cit. P. 256–257, курсив автора – О. Т.).
236
Описание «бега» и соответствующие выдержки из источников, за исключением специально оговоренных случаев, приводятся ниже по: Carbasse J.-M. Op. cit.
Конец ознакомительного фрагмента.