Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Она сбросила накидку на постель, поправила капор и решительно направилась в покои короля; с облегчением увидела у дверей стражников, однако при ее приближении те скрестили алебарды и преградили ей путь.
— Позвольте мне войти, господа. Я хочу видеть короля.
— Никого не велено пускать, — с каменным лицом ответил один из караульных.
— По приказу Тайного совета, — добавил второй.
— Вы знаете, кто я? — спросила Екатерина, кипя от гнева: наглецы не удосужились даже обратиться к ней, как полагалось в соответствии с ее титулом. — Я ваша королева и по статусу
— Извините, ваша милость. Приказ есть приказ.
— Мы не смеем, мадам. Нас могут уволить.
— Или еще хуже. — Мужчины нервно посмотрели на нее, и у Екатерины мелькнула мысль, что, если она настоит на своем, они уступят.
— Это я беру на себя. Я не видела его величество больше трех недель и беспокоюсь о его здоровье. Прошу вас, позвольте мне войти.
— Простите, ваша милость, мы не смеем.
— Кто отдал вам такой приказ? — (Стражники молчали.) — Кто бы это ни был, я требую встречи с ним.
И снова караульщики безмолвно таращились в пустоту. Ничего не оставалось, кроме как удалиться. Подобрав шлейф, Екатерина развернулась и со словами:
— Король узнает о вашей непреклонности, — пошла назад по галерее.
Плохо дело. Теперь она не сомневалась: Хартфорд решил захватить регентство. Вполне вероятно, что Генрих уже мертв. Ей нужно сохранить доверие принца, письмо которого с благодарностью за новогодний подарок лежало у нее в кармане. Екатерина подумала, не поехать ли ей к Эдуарду в Эшридж, чтобы опередить Хартфорда? Но какой в этом смысл, если тот получил от Генриха мандат на правление? Боже милостивый, какие махинации творятся за этими закрытыми дверями?!
Дрожа от негодования, Екатерина села за стол и написала письмо Эдуарду, призывая его всегда держать этот живописный образ отца перед глазами и размышлять о выдающихся делах своего родителя. С Божьей помощью при каждом взгляде на этот портрет Эдуард будет вспоминать и о ее доброте, о щедрой любви, которую она излила на него, а вместе с тем придет и понимание, что именно ей следует наставлять его и править королевством. Разумеется, за ним тоже должно оставаться слово в этом деле.
Перечитав письмо, прежде чем запечатать его, Екатерина была неприятно поражена количеством сделанных помарок; и почерк такой ужасный. Нужно успокоиться.
К ней пришла заплаканная Мария и спросила:
— Вы видели моего отца?
— Меня не пустили к нему, — ответила Екатерина, беря ее за руку. — Но, может быть, вас пустят?
Мария спешно удалилась, а по возвращении являла собой картину воплощенного уныния и только качала головой.
— Если он при смерти, жестоко не пускать нас к нему, — всхлипывая, проговорила она.
— Может быть, он не так уж тяжко болен, — сказала Екатерина, стараясь придать голосу уверенность, которой на самом деле не чувствовала.
— Тогда почему мы не можем войти к нему? Он запрещает пускать к себе посетителей, только когда не хочет, чтобы люди видели его слабым и больным.
— Не думаю, что это ваш отец не хочет нас видеть. — Она поделилась с Марией своими опасениями насчет Хартфорда и рассказала о планах Генриха
Мария выглядела испуганной. Разумеется, новость удивила ее. Но Екатерина знала, что принцесса при любых обстоятельствах предпочла бы ее Хартфорду.
— Что ж, пути Господни неисповедимы, — заметила Мария. — Если мой отец намерен был поступить так, он не поддастся ни на какие уговоры и не изменит своего решения.
— Если еще способен давать отпор, — сказала Екатерина. — Нам ничего не остается, кроме как ждать. А потом я буду действовать быстро. — И она объяснила Марии, в чем состоит придуманный Уиллом план.
— Я буду молиться о вашем успехе, — со слезами произнесла Мария и обняла Екатерину.
Гладя рукой ее худую спину, Екатерина подумала: «Сознает ли эта верная католичка, о чем собралась молиться?» — и ощутила укол совести. Ложь отвратительна, но волю Господа нужно исполнить.
Увидеть Генриха Екатерине так и не удалось до 13 января, когда состоялся суд над Сурреем. Уилл был одним из тех, кому поручили заседать в судейском жюри.
— Спасти его не представлялось возможным, — со скорбно-торжественным лицом заявил он, вернувшись из Гилдхолла. — Норфолк сознался в сокрытии измены. И если человек осмеливается присваивать себе королевский герб, использовать который не имеет права, что это может быть, как не измена? — Уилл подошел к окну и стал смотреть на мутную Темзу, неспешно струившую свои воды под свинцовым небом. — Мы получили записку от самого короля, в которой ставился тот же вопрос и заявлялось, что Суррей замыслил предательство, когда уговаривал свою сестру стать распутницей, вступив в связь со своим совереном. К чему он клонил, было предельно ясно. Мы не могли не осудить Суррея на смерть, что и сделали.
Екатерина заметила недостаток логики в рассуждениях короля, но слишком обрадовалась, что он жив и в состоянии заниматься государственными делами, а потому не придала этому особого значения.
— Видела бы ты лицо Хартфорда, — продолжил Уилл, — торжествуя, он едва не ударил кулаком по воздуху. А Суррей, заметив его радость, крикнул из-за барьера, что король изведет всю благородную кровь в королевстве и вокруг него останутся одни подлые люди.
Вдруг Екатерину пронзила ужасная мысль.
— Уилл, а записка была написана рукой короля?
— Да, я уверен. Почему ты спрашиваешь?
Она покачала головой:
— Я не доверяю Хартфорду. Может ли Генрих настолько ослабнуть, что им манипулируют? Действительно ли это были его приказы?
— Думаю, да. Но я согласен, Хартфорду доверять нельзя, и он беспощаден. Нам нужно держаться начеку.
Через два дня Уилл снова приехал в Уайтхолл.
— У меня хорошие новости, — с улыбкой сказал он. — Я только что встретил испанского и французского послов, они шли с аудиенции у его величества. По их словам, он выглядит совсем недурно, хотя пожаловался, что долгое время был тяжело болен. Он обсудил с ними состояние дел в христианском мире и даже коснулся военной темы, совсем как обычно. Послы заверили меня, что король в хорошем настроении.