Дела святейшие
Шрифт:
— А спрашиваю потому, что в этой чертовой Жмеринке про тебя никто ничего не знает. Что?.. — Конопатый лоб прорезала резкая морщина. — Какая еще Мариновка? При чем здесь Мариновка?.. Ничего я не выдумываю. — Она переложила телефон в другую руку. — Ты сказала, Жмеринка...
— А я говорю, Жмеринка! — Аккуратно накрашенные губки недовольно изогнулись. — По крайней мере я про Жмеринку хоть что-то слышала, а о твоей дурацкой Мариновке — впервые в жизни. Может, ты опять путаешь, и не Мариновка, а, например, Малиновка?.. Ладно,
Захлопнув крышку, рыжеволосая приложила телефон к губам.
— Вот ведь ерунда какая получается. — Она задумчиво смотрела на заваливающееся за лес солнце. — Оказывается, есть на свете Мариновка.
— Как же вы Жмеринку с Мариновкой перепутали? — робко поинтересовалась Рогнеда.
— «Как, как...» Два абсолютно похожих названия.
— Похожих?! Да у них всего две буквы совпадают!
Женщина продолжала размышлять:
— Три. Но дело, конечно, не в количестве букв, а в общем посыле. Раз возникают ассоциации, значит, и слова похожи.
Рогнеда растерянно моргнула:
— Ну не знаю... Жмеринка в лучшем случае с мерином ассоциируется, а Мариновка...
— Да какая разница: Жмеринка, Меринка... — Рыжеволосая грустно смотрела на пакеты. — Я сегодня туда в любом случае не доберусь. И продукты пропадут.
Девушка тоже перевела взгляд на увесистые сумки:
— А где эта Мариновка?
— Ну уж явно не здесь. А у меня сил нет туда ехать. Ладно, Бог с ним. Где-нибудь поблизости есть гостиница?
Рогнеда не могла понять, шутит та или просто немного не в себе.
— Гостиница? В Жмеринке? Откуда, это же дачный поселок...
Рыжеволосая стала еще грустнее:
— Ну да, конечно... Нет, в принципе все не так уж и плохо. По крайней мере с голоду я не умру... — Она огляделась с какой-то обреченностью. — Да и на улице не так уж и холодно.
Рогнеда смотрела на нее почти что с испугом:
— Вы что, на улице собрались ночевать?
— А какие у меня варианты? Я сегодня прилетела из Праги, я там живу... Воробьева сказала, чтобы я купила продукты и ехала в Меринку...
— В Мариновку.
— Все равно.
— Значит, вам негде ночевать?
— Почему же негде. — Рыжая снова с тоской посмотрела на густые заросли кустов. — Уж как-нибудь не пропаду на родных просторах... На станции на скамеечке переночую. Толстой же спал и ничего...
— Толстой умер на вокзале! — Рогнеда невольно потянулась к сумкам. — Идемте ко мне. А завтра я попрошу своего знакомого отвезти вас в Мариновку.
— С чего бы это? — Рыжеволосая приняла вздорный вид. — Вы меня совсем не знаете. Может, у меня в сумках не продукты, а, к примеру, топор?
— Ну ведь не топор? — улыбнулась девушка.
— Не топор... — Незнакомка вздохнула. — Там вино французское, сыр, икра и хлеб такой мягкий-мягкий... Конфеты опять же вкусные.
— Вот и прекрасно. — Рогнеда решительно взялась за
— Но ведь неудобно? — Ореховые глаза глянули жалобно.
— Удобно, удобно... Идемте, здесь два шага.
2
Рогнеда с удивлением и завистью смотрела на новую знакомую. Осознав, что ночевать ей придется на другом конце Подмосковья, та погоревала секунд тридцать, после чего с непостижимой легкостью принялась обживать незнакомый дом. Первым делом нашла кухню, выяснила, как работает газовая колонка, включила воду, протерла стол, быстро разобрала пакеты, не забыв предварительно проверить, в порядке ли холодильник и, не спрашивая хозяйку, выбросила из него явно залежалые продукты.
— Кстати, мы так и не познакомились.
Покончив с разбором продуктов, рыжеволосая сполоснула руки и поискала глазами полотенце.
— Меня Даша зовут.
— Меня — Рона.
Достав из шкафа чистое полотенце, девушка протянула его гостье.
— Рона? — Гостья на секунду задумалась. — Что это за имя такое? В честь реки?
— Да нет... Рона — сокращенное от Рогнеда, — хозяйка уже приготовилась к очередной порции шуток, но гостья лишь удовлетворенно кивнула.
— Рюриковичи мы? — спросила она.
— Почти. — Девушка слабо улыбнулась. — Гедиминовичи.
— Что, серьезно?
— Да.
— Вот здорово. Кстати, а где твои? — Даша отрезала от сыра тонкий ломтик и сунула в рот. — Они не будут возмущаться?
— Не будут. Я одна.
— В каком смысле — одна?
— В прямом. Мама умерла месяц назад. А больше у меня никого и не было.
Светло-карие глаза повлажнели:
— Прости, я не хотела...
— Я знаю. — Рогнеда неловко улыбнулась. — Может, отметим знакомство?
Даша кивнула. Уже без улыбки налила вина себе и хозяйке дома, молча пригубила.
— Как же ты живешь одна?
— Так же, как и все остальные.
— Неужели у тебя не осталось ни одного родственника?
— Ну почему же... Какие-нибудь остались, но я о них мало что знаю. Мама родилась в Литве, но потом нас оттуда попросили и пришлось уехать.
— Потомков Гедиминаса выгнали из Литвы? — Веснушчатый нос забавно сморщился сразу в двух направлениях: вдоль и поперек. — Что за чудеса дивные?
— Ну, конечно, не совсем так. Это папа был потомком, а мама русская. Но он ушел от нас, когда я была совсем маленькая, и мама вернула себе девичью фамилию... Языка она никогда не знала. Дедушка, бабушка — все были русскими, их прислали в Литву на укрепление местных кадров. А такая родословная, сама понимаешь... — Рона снова неловко улыбнулась. — В начале девяностых мама решила вернуться обратно. В Москве жила моя прабабка, мы у нее и поселились. Дача тоже ее.