Делай, что должно
Шрифт:
— Видали? — Наташа улыбалась от уха до уха, — Вот в этом весь наш Марецкий — всю ответственность на Раису Иванну, а сам довольный.
Тот опять смутился, покраснел еще сильнее:
— Да не в этом дело… Просто, так хочется новый год встретить семейно. А моя семья, это ведь вы. Не подумайте плохого. Мы коллеги, значит почти семья. Другой у меня и нет…
— Ну, раз такое дело, — продолжала Наташа с нарочито серьезным видом, — семейное, надо поехать. Раиса Ивановна, вы как думаете? Отказать будет не по-родственному.
Раисе оставалось
Марецкий жил где-то на окраине города, в той же стороне, где злосчастный железнодорожный мост. Появлялся он дома редко, считай, дневал и ночевал в госпитале.
— Там семья живет, эвакуированные. И им хорошо, и мне. У них крыша над головой, а я не волнуюсь, что дом пустой. И знаете… это приятно, когда ты приходишь, а у тебя дымок над трубами курится, — переводя дух рассказывал он, пока все трое лезли в крутую заснеженную гору. — Они знают, что я приду не один. Только рады будут, я вас познакомлю.
Окраина Саратова напоминала бы Брянск, если бы не такая крутая горка. А так, те же частные домики в снегу, печной дым столбиками в небо — к холодам. Только темно и окна едва заметны — затемнение. Но луна светит над заснеженным городом, яркая, как двугривенный. И видно даже, как далеко внизу блестит под ней скованная льдом река. В два, нет, в три раза шире Десны.
— Так, погодите-ка! — Марецкий оглянулся назад и махнул рукой идущему по боковой улочке человеку, — А вот и Аркадий. Говорил же ему — жди у кинотеатра. Нет, сам пошел гору штурмовать!
И спустился, едва не скатился вниз с горки, туда, где шагал, опираясь на палку, человек в шинели. Но от помощи тот отказался сразу.
— Вот только не надо меня перед такими красавицами выставлять инвалидом! — он налег всем телом на палку, но оказался рядом быстро, в каких-то пять шагов, — С наступающим, боевые подруги!
Познакомились. У Морозова в петлицах было уже две шпалы, повысили перед самым ранением.
— Так дело пойдет, ты, братец, к концу войны бригвоенврачом станешь, мне за тобою не угнаться.
— Мне бы не звания, — отозвался тот, когда на очередном пригорке все четверо остановились отдышаться, — а на мою «летучку» обратно. Вот еще пару раз к тебе в гости заглянуть — и сойдет за лечебную физкультуру, расхожусь.
Дом Марецкого, кирпичный, добротный, три окошка по фасаду, стоял на самом пригорке, дальше тянулись в черное небо заснеженные кусты и где-то вверху начинался местный лес, редкий, низкий, совершенно не похожий на брянский. Во дворе дома красовалась снежная баба со старым лукошком на голове.
— Ребятишки постарались, — Марецкий улыбнулся, — их двое тут. В соседнем доме библиотека детская, там целая снежная крепость во дворе. Я вам потом покажу, если хотите.
Окна были темны, за затянутыми инеем стеклами угадывались светомаскировочные шторы. На скрип калитки на крыльцо выглянула худенькая большеглазая женщина, в огромных, не по размеру валенках и в пуховом платке, наброшенном
— Ой, Николай Станилавич! А мы вас уже ждем, ждем. Да вы не морозьте своих гостей-то, мы все протопили, тепло. А то ночью мороз обещали!
— А что нам мороз, Нина Сергеевна! Дома гвардия-то ваша, или пошли с горки кататься?
— Да где там, накатались уже, пришли в снегу по уши.
Жильцов четверо. Нина Сергеевна, ее сыновья, погодки, восьми и девяти лет, и старенькая мама, очень подвижная круглая старушка в аккуратном белом платочке. Минувшей зимой Николай подхватил их прямо от вокзала. Увидал измученных дорогой женщин, сидящих на узлах, и дремлющих тут же мальчишек, и как-то сходу сумел уговорить поехать с ним в опустевший еще с лета дедовский дом. У старика не выдержало сердце известий о том, как быстро пал Минск.
С тех пор они жили здесь. Мальчики ходили в школу, Нина Сергеевна работала на авиазаводе, Анна Петровна, бабушка, приглядывала за внучатами и за домом. Сам Николай бывал дома от силы раз в неделю.
Вместо елки нарядили самодельными игрушками комнатные цветы, фикус и две герани. Семья занимала две комнаты, большую, с лепной розеткой на потолке, и маленькую смежную спальню. Через стенку рядом еще одна крохотная комнатка, с узким диваном и массивным письменным столом: кабинет деда, когда-то очень известного в Саратове уролога. В соседней комнате, где стоит круглый стол и буфет, висит его портрет: суровый, важный, в пенсне, немного на Чехова похож.
Стол собрали самый простой. Что в пайке досталось, да серый пирог, да картошка. Раисе и Наташе неловко было, что они с пустыми руками. Но им тут же сказали, что важно, что сами здесь, значит сидим по-семейному, все коллеги, все свои.
— С нового года бросаю курить! — объявил Марецкий. — Мешает. И вообще, отнимает время.
Его решимость объяснилась просто: весь табак, что получил за месяц, на конфеты обменял, потому что у детей должен быть праздник.
В маленьком доме с заклеенными накрест окнами стало жарко, шумно и весело. Как сговорившись, никто не вспоминал о войне. Говорили о детстве, как бегали после школы на каток, как строили вот такую же снежную крепость.
— Тут такие фортификации в соседнем дворе, коллеги, это стоит увидеть.
— Мы покажем! — Мишка и Антон, два брата, наперегонки побежали в прихожую, надевать валенки. Под испуганное в два голоса «Простудитесь, окаянные!» выскочили вперед взрослых в сад.
Забор между двором дома и двором библиотеки покосился и рухнул под тяжестью снега. Крепость была действительно хороша, с высокими зубчатыми стенами, двумя маленькими башенками и ледяной горкой, сбоку вели ступеньки.
— Вот это я понимаю, укрепление на ять, хоть держи оборону, — Аркадий подмигнул братишкам, аккуратно за спиной слепил снежок и отправил его в приятеля. Через пять минут коллеги перекидывались снегом через забор под дружный хохот.