Дельфин в стеарине
Шрифт:
Ей явно надо было выговориться, и я не произносил больше ни звука – только слушал и кивал, и, судя по всему, это было самое правильное поведение. Я слушал и кивал, а она говорила, говорила, говорила…
Она вышла замуж за Бердникова на пятом курсе, а сразу после окончания Технического университета они создали собственное предприятие. Вложением были деньги Бердникова и Зернянского, и ее, Полины, мозги. Первое время все было прекрасно, правда, они решили отложить рождение детей на потом, когда компания встанет на ноги, а когда компания встала на ноги, выяснилось, что Петр вовсе не хочет детей, и вообще между ними многое изменилось… Его потянуло к мальчикам,
Я слушал и кивал, а она говорила, время от времени прикуривая от окурка новую сигарету, и уже остыли к чертовой матери «Кости Дуремара», но я давным-давно забыл о них, а она – и тем более, и неудержимый словесный ручеек (к такому голоску никак не подходит слово «поток»!) все тек и тек, и я давно уже хотел курить, но понимал, что стоит мне сделать любое движение, помимо кивка, и все тут же оборвется, и словесный ручеек иссякнет, и у меня уже не будет никакой надежды, что она в пылу доверительности ляпнет что-нибудь стоящее для следствия.
Она вдруг поперхнулась и замолкла. Вздохнула бурно, по-прежнему не поднимая глаз.
Я уже понял, что словесный ручеек может иссякнуть не только от лишних движений, но и от ненужных мыслей, но было поздно. Судя по всему, возникшее ощущение близости прервалось, возникло неуловимое напряжение, и Полина Шантолосова уже думала, как бы поудобнее выйти из этого разговора, о котором в будущем вполне можно было и пожалеть.
И тогда я сказал:
– Знаете, Полина… Я бы мог сказать вам, что частный детектив сродни врачу, что у детективов есть нечто вроде клятвы Гиппократа, и все произнесенное в присутствии детектива остается несомненной тайной. Но я скажу другое… Знаете, Полина, вы мне очень нравитесь, и ваш Петр был большим ослом. И будь он жив, я бы набил ему голубую морду.
Зревшее напряжение тут же рухнуло. Родившаяся улыбка какое-то мгновение была несмелой, потом стала уверенной, потом снова сделалась несмелой, и, видимо, не знавшая, что делать со своим лицом, женщина подняла руку и махнула официантке. Та подошла, удивленно посмотрела на нетронутые «Кости», но ничего не сказала.
– Счет, пожалуйста!
Счет был наготове. Полина достала кредитку, и официантка устремилась к кассовому аппарату.
– Не провожайте меня, – сказала Полина.
– Что вы! – сказал я. – Мне еще надо уничтожить все, что мы тут назаказывали.
Она рассмеялась, и это уже был смех хозяйки жизни.
Кредитку вернули хозяйке, и через пару мгновений я остался один, пребывая в размышлениях о судьбе заказа. Размышления были недолгими – остывшее мясо все равно остается мясом, а мужчине моего возраста и комплекции без этого продукта попросту нельзя. Потом я запил мясо заказанным же стаканом апельсинового сока, достал мобильник и связался с Полем.
Сетевой
Сержант некоторое время похмыкал, изображая процесс могучих раздумий о том, имеется ли у него свободное время для такой блохи как я. Потом наконец, когда бы даже блоха сообразила, что свободного времени у него не имеется, согласился.
– Добро! – сказал он. – Дорогу Жизни знаете?
– Это которая к Ладожскому озеру ведет? От Ржевки?
– Да. Значит, знаете. Через два часа мы с сержантом Петровым будем на этой самой Дороге Жизни перед поселком Романовка. Это за Всеволожском. Давайте там и встретимся.
– Добро, – сказал я (мне понравилось это словечко, да и вообще с человеком лучше всего разговаривать на его языке. – Выезжаю.
28
Пришлось, правда, сначала смотаться на Комендантский Аэродром, за машиной. Я нашел «забаву» там, где оставил, в целости и сохранности. Поблизости обнаружилась и песочная «ауди». И потребовалось добрых полчаса неожиданных рывков и поворотов, чтобы сбросить хвост.
Мне повезло: мои маневры не привлекли внимания инспекторов и в конце концов позволили оторваться от «ауди». Убедившись в этом, я отправился на встречу и даже успел к назначенному времени.
Сержанты Семенов и Петров не просто ждали меня на Дороге Жизни. Они еще и давали этой самой жизни водителям: останавливали проезжающие машины, проверяли документы, выдавали штрафные счета. Иначе бы они не остановили и меня.
– Ваши документы! – сказал, приближаясь, один из них, обладатель сержантских погон, небритый боровок, шарообразное пузо которого едва не разрывало китель.
Я вложил в протянутую руку права:
– Пожалуйста! Мы с вами договорились встретиться здесь.
Он внимательно изучил фото, а потом мою физиономию. И только после этого ответил:
– Ах да! – Он вернул мне права и повернулся к напарнику: – Колян! Это как раз тот самый Мезенцев.
Подошел Колян, козырнул:
– Старший сержант Семенов! Здравствуйте!
Я выбрался из салона, мы обменялись рукопожатиями, я объяснил предмет своего интереса.
– Пойдемте в нашу машину, – сказал Семенов.
Мы забрались в припаркованную у обочины «вектру». Колобкообразный сержант Петров в это время тормозил здоровенный «камаз» с прицепом; тормоза «камаза» возмущенно пищали и вздыхали.
Семенов тут же сунулся к бортовому компьютеру, довольно ловко для таких здоровенных лап побегал пальцами по сенсорам, внимательно изучил появившуюся на дисплее информацию.
– Ага, – сказал он, – это та парочка крутых мэнов из компании «Бешанзерсофт». Ну и придумают же названия! Русских слов им мало! – Он снова глянул на дисплей. – Не справились с управлением. Слёт с полотна и возгорание со взрывом. Ну и что вас интересует? – Сержант полез в нагрудный карман кителя за сигаретами.
Я тоже закурил, раздумывая, как задать вопрос – мне начало казаться, что эти сержанты черта с два мне скажут о своих сомнениях, если даже те и появлялись в покрытыми фуражками головах. Фуражка, как известно, для того и существует, чтобы в голове не заводились ненужные начальству мысли. А если все-таки завелись – другим остались недоступны.