Дельфин в стеарине
Шрифт:
– И сколько же таких решений она уже провела?
Он посмотрел на меня со странным подозрением:
– Пока ни одного, но что ей в случае необходимости помешает?
– Ну а супруга Зернянского? Что вы о ней думаете? Хватило бы у нее духу… – Я не договорил.
– Нет, эта на убийство не способна. – Он встрепенулся. – Вот видите… Если я убийца, мне выгоднее, чтобы подозреваемых было как можно больше, а я стараюсь уменьшить их количество.
Я усмехнулся, и у него вдруг задрожали пальцы. Руки тут же слетели со стола, вцепились
– Послушайте, – сказал я. – Вы так трясетесь… Можно подумать, к вам пришел киллер, а не частный детектив.
И тут его прорвало. Он вскочил из кресла, вылетел из-за стола и на едва гнущихся ногах заметался по кабинету.
– Вот то-то и оно, – заговорил он. – Откуда мне знать? Может, вы – вовсе не частный детектив, а самый что ни на есть киллер… – Он в отчаянии замотал головой. – Хотя нет, будь вы киллер, вы бы сюда не пришли, вы бы подстерегли меня на улице, возле моего дома. Нет, вы не киллер… Но вы же должны соображать… Следующий – я, понимаете? Я… Да я бы сам вам приплатил, чтобы вы побыстрее нашли убийцу.
И я окончательно убедился, что передо мной никакой не раздувшийся пузырь, а смертельно перепуганный человек. В наше время и ежу понятно, что от заказанной смерти не спасет никакая охрана. Уж если президентов стран убивают, то куда деваться председателю совета директоров средней компании? Разве что бежать сломя голову, но это когда точно знаешь, что убьют, что есть причины… А бежать, когда угроза хоть и существует, но чисто теоретически… Это надо совсем голову потерять.
– Скажите, а сколько у вас акций?
– Акций? – Он смотрел непонимающе. – Немного. Я вашей клиентке не конкурент.
– Так чего же вы тогда боитесь?
Он перестал бегать по кабинету.
Вот ведь какие существуют люди! Стоило мне засомневаться в том, что его могут убить, и он ухватился за мое сомнение, оно стало ему казаться непререкаемым выводом, гарантией его безопасности. Он вернулся за стол, посмотрел на меня едва ли не с благодарностью.
– Может, вы и правы. Может, и нечего. Я же понимаю, что во главе фирмы я временно. Идут какие-то подспудные процессы, и когда все оформится, меня наверняка переизберут. Ну и пусть переизбирают, подумаешь! Нужна мне эта должность, как собаке пятая нога!.
– Так чего же вы тогда боитесь? А главное – кого?
– Не знаю. Считайте, у меня предчувствие.
Я хотел ему заявить, что от предчувствий надо лечиться. Но не стал. Потому что излечить его могла только гробовая доска, а эта штука никогда и никого не излечивает. Если же и излечивает, то без возможности что-либо изменить.
– Ладно, проехали, – сказал я. – Значит, кроме Шантолосовой, вы никого не подозреваете?
– Да я вообще никого не подозреваю. Я размышляю – кто мог? Мог, к примеру, Кавказец…
– Вы имеете в виду Георгия
– Его самого… И Антоша Константинов вполне мог.
– А ему-то зачем?
– Он тоже по служебной лестнице продвинулся… Но я не говорю о причинах. Я говорю о способности.
– А Брызгунов с Ромодановским?
Громадин пожал плечами:
– Способны-то оба. Но тут я тем более не вижу – зачем. Их основной бизнес вовсе не у нас. Они с металлом завязаны.
Я с трудом сдержал удивление.
Оказывается, в этом паучьем гнезде водятся экземпляры, которых можно не подозревать!.. Но нет, сразу списывать со счетов я их все-таки не стану.
– А как у вас с алиби? Что вы делали в те вечера, когда погибли Бердников и Зернянский?
Глупый все-таки в данном случае вопрос, но не задать его было бы непрофессионально. Поскольку на многих он действует, как сыворотка правды. Увы, не на всех…
Михаил Ефремович достал из кармана капэкашку и некоторое время изучал дисплей, орудуя стилетом.
– Я же не назвал вам даты.
– Они у меня зафиксированы, – сказал он. – Впрочем, что я вам пудрю мозги? Я же давно все проверил. Я в обоих случаях был в гостях, и тому есть свидетели – в первом случае пятеро, а во втором целых десять человек.
Он посмотрел на меня с таким победоносным выражением лица, что я не удержался:
– Можно подумать, я вас одного подозреваю… Ладно. Думаю, на этот раз мы можем закончить беседу.
И тут же проснулся интерком.
– Михал Ефремыч, – сказал он голосом Елены Владимировны. – Через пять минут у вас встреча с представителями заказчика.
Я встал, распрощался и покинул кабинет.
23
Следующим моим собеседником стал Кавказец.
Георгий Георгиевич Карачаров оказался ослепительной красоты мужчиной (если можно так охарактеризовать представителя сильного пола). Шикарные усы, смоляные волосы, пронзительные глаза, спортивного вида фигура… В общем, госпожу Шантолосову вполне можно было понять.
– Заходите, друг мой, заходите, – Кавказец говорил безо всякого акцента.
Видимо, родился и вырос на брегах Невы, подобно Евгению Онегину. Или в окрестностях иной русской реки, подобно миллионам других, реальных людей.
Обаяние у господина Карачарова било через край. Я был привечен, обласкан и напоен кофе. Меня уверили, что в руководстве «Бешанзерсофта» состоят (он использовал именно это выражение) вполне приличные люди и тут не могло быть никаких убийств. Когда я сумел вставить в хозяйский монолог словечко сомнения, заявив, что беседы с отдельными должностными лицами заставили меня прийти к иному мнению, обаяния у господина Карачарова сразу поубавилось.
– Знаете, – сказал он. – В любом стаде есть паршивая овца. Иногда – к счастью, крайне редко – такая овца попадает на место вожака. Но все равно она – ничто, никто и звать ее никак.