Дело без трупа
Шрифт:
— Очень изобретательно, — заметил Стьют. — Но шумно, если вы сидите в своей комнате позади магазина.
— О, мы не жаловались, — с улыбкой сказал старый Роджерс. — Мы привыкли к шуму, когда парень был с нами.
— Понимаю. Итак, если в тот вечер он прибыл в восемь часов и приехал на мотоцикле, вы бы это, конечно, знали?
— Ну да. Но я уверен, что он этого не сделал. Если только по какой то причине он не завёл его в сарай вручную. Даже если бы он просто въехал в проход, то я бы заметил,
— Итак, как я понимаю, он приехал на своём мотоцикле между половиной седьмого и семью, пока вы отсутствовали, а затем снова ушёл пешком?
— Да, всё выглядит именно так. Так или иначе, его мотоцикл был в сарае следующим утром.
— Чьи это окна? — поинтересовался Стьют, указывая на два очень грязных окна, которые выходили на задний двор Роджерсов. Они глядели на стену дома позади магазина на другой стороне.
— Какие-то люди, мы к ним не имеем никакого отношения. Ну, там много детей, и они повадились лазать из того окна в наш сад, а когда я поговорил об этом с их матерью, она стала грубить. Очень неприятная особа.
— Это ей принадлежит магазин перед её домом?
— О нет. Это обособленная кондитерская. Помещения той семейке сдаются очень дёшево, но, похоже, владелец просто не может от них избавиться. Не очень приятные соседи. И такие грязные дети. Моя жена очень о них беспокоится.
— Понимаю. Как к ним пройти?
— Есть вход между моим магазином и соседней кондитерской.
— Спасибо, мистер Роджерс.
— Если вы действительно увидите этих людей, их фамилия Скатл, пожалуйста, не упоминайте про нас. Нам не нужны неприятности.
— Я запомню.
Владелец унылого подержанного мебельного магазина за проходом оказался довольно глухим. К тому же он был тупым, упрямым или и то и другое. Нет, он, конечно, не знал, в какой вечер было самоубийство. Он не знал, что вообще было самоубийство. Он никогда не читает газеты — они наполнены ложью. Да, он часто слышал шум мотоцикла в проходе — он ведь не глухой. Он не может вспомнить, когда он слышал его в последний раз и, конечно, в какое время дня. Он не поддерживает никаких отношений с соседями и ничего не знает об их приходах и уходах.
Кондитерская, расположенная по другую сторону, продемонстрировала высокого джентльмена в очках, который и рад бы был услужить, но закрывал магазин и шёл домой каждый вечер в шесть тридцать за исключением суббот, когда он закрывался на час позже. Он не заметил возвращение молодого Роджерса тем вечером, но он предложил спросить миссис Скатл по соседству. Она занимает жилые помещения за магазином и её окна, как мы уже знали, выходят во двор Роджерса. Если кто и сможет помочь нам, так это она.
Стьют позвонил в звонок. Послышалась короткая
— Где ваша мать? — спросил Стьют.
— В уборной, — немедленно ответила более высокая.
Биф позади меня довольно вульгарно заржал, но Стьют остался спокойным. Однако ему и не пришлось ничего говорить, поскольку обе девочки срочно бросились по коридору, крича «мама!»
И теперь к нам приближалась миссис Скатл, за юбку которой уцепилось ещё несколько детей. Это была худощавая и нервная особа лет тридцати пяти — сорока, столь же грязная и неопрятная как и её дети. Её тёмные волосы выглядели сальными и торопливо завязанными. Она смотрела на нас с некоторой тревогой и положила руку на дверь, как будто готовая закрыть её, если наше дело ей не понравится.
— Да? — сказала она.
— Я пришёл, чтобы задать несколько вопросов, миссис Скатл, — сказал Стьют. — Думаю, вы сможете нам помочь. Я расследую дело молодого Роджерса.
Внимание миссис Скатл временно переключилось на одного из детей.
— Марджери! — завопила она. — Немедленно прекрати! — Затем, повернувшись к нам, она сказала: — Ну, лучше войдите. Я не могу разговаривать здесь. — Мы последовали за ней по коридору в зловонную комнату, заполненную кухонной утварью и развешанной для сушки одеждой.
— Не знаю, что я могу вам сказать. — Она наклонилась к маленькому мальчику: — Орис! Сейчас же положи на место! — Затем снова нам: — Что вы хотите знать?
Я понятия не имею, сколько детей было в этой комнате. Иногда, в диких кошмарах, я думаю, что дюжина. Их явно не могло быть меньше шести. И весь наш разговор всё время прерывался обращениями к ним.
— Ах, да. Я помню тот вечер довольно хорошо. Ну, для этого была веская причина. (Сесил! Отпусти её, непослушный мальчик. Я попрошу этого полицейского забрать тебя.) Да, я слышала, как приехал мотоцикл. Я сказала мужу на следующее утро, когда мы узнали, что произошло, что я слышала, как он приехал.
— Во сколько это было?
— Ну, я только что уложила Фридера. Это должно было быть около половины седьмого. Не сильно позже. (Руби! Через минуту отправишься спать!) Я всегда знала, когда он приезжал вечером, потому что кроме шума была ещё фара, которая светила прямо в то окно.
— И вы услышали бы его, если бы он выехал снова?
— Вне всяких сомнений. Он обычно включал фару во дворе, даже если не запускал двигатель, что бывало часто. (Смотри, что ты делаешь! Эрбат, я тебе говорю! Ты у меня получишь!) Нет, я уверена, что тем вечером он больше не брал мотоцикл. Я бы заметила.