Дело инопланетян

Хаббард Рональд Лафайет

Неужели ты не знаешь, что от этого бывают дети, а дети — запрещены? Думай постоянно о психиатрическом регулировании рождаемости, Инксвитч. Роксентер уволил бы тебя в два счета, если б знал, что ты благосклонен к старомодному сексу! Так что мы делаем тебе одолжение, Инксвитч. Мы постепенно отучим тебя от твоего мужичьего скотства. Считай это нашим благословением.

— О, конечно, — сказал я, запинаясь.

— И очень хорошо, Инксвитч, презренный ты (…). Придешь завтра вечером. Без пистолетов. И неважно, есть в них порох или нет. И смотри, чтоб никакой осечки. — Она помолчала. — Ах да, чуть не забыла. Вот еще одна

сотня долларов. Сегодня ты был не очень. Может, завтра будешь получше. Так что давай, Инксвитч, не пропадай.

Она громко захлопнула дверь. Сотенный банкнот трепетно приземлился рядом с моей ногой.

Я, весь избитый, дрожал на холодном ветру.

Часть ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1

Проснувшись на следующий день, я пришел к заключению, что дела идут не очень хорошо.

С утренней газетой пришло этому подтверждение.

Кто бы подумал, что кусок древесной массы, расплющенной, смешанной с углеродом, может явиться смертоносным оружием. Но в отношении газеты это более чем верно. Куда бы ни нацеливалось ее острие, она может убить. Особенно когда мотивация ее деятельности исходит от идиота. Того, кто, похоже, не знает, в кого целится.

Мишенью, надо полагать, являлся Хеллер, как бы они там его ни называли и сколько бы дублеров у него ни было. Нынче же утром газета нанесла рану именно мне!

Вот вам, пожалуйста, тиснули прямо на первой странице:

«ДЕЛО ОБ ИСКЕ НА 10 МИЛЛИАРДОВ ДОЛЛАРОВ УЛАЖЕНО.

ВУНДЕРКИНД ТОРЖЕСТВУЕТ ПОБЕДУ

НАД «СПРУТОМ»

Дело об иске Вундеркинда на 10 миллиардов долларов улажено во внесудебном порядке за сумму, которая пока остается служебной тайной.

Директор Федерального резервного банка выступил со срочным заявлением, что уже сегодня утром банк открывается и возобновляет свои операции.

В неожиданном экстренном сообщении для прессы в первые часы сегодняшнего утра представитель адвокатов Отвертини, Надувало и Сожрэ ошарашил собравшихся журналистов, заявив, что «Спрут» вне опасности. Мы только что встречались с представителем

«Киннул Лизинг» и достигли полной договоренности в отношении того, как нам уладить во внеслужебном порядке спор между Вундеркиндом и «Спрутом».

Представитель «Киннул Лизинг» при контакте с журналистами заявил: «Без комментариев». Но позже он был замечен в помещении суда, когда изымал из судебного реестра дело своего подопечного.

Много ходит разговоров относительно суммы, уладившей спор. Президент Нью-Йоркской фондовой биржи пообещал, что биржа снова откроет свои двери.

Ожидается повышение курса доллара.

«Семь братьев» на предрассветном совещании клятвенно обещали оказывать друг другу самую прочную поддержку.

Директор крупнейшей в мире брокерской фирмы «Проссак» заявил: «Теперь, когда эта опасность миновала, мы можем ожидать, что Доу-Джонс, поднявшись

сегодня утром с постели, спокойно выпьет чашечку кофе. Паническая распродажа акций компании „Спрут“ (большинство из которых приобрели мы сами) прекращена, и мы выражаем свои соболезнования тем простакам, которые их продавали. Акции „Спрута“ теперь возрастут в цене. Боже, благослови Вундеркинда и американскую молодежь».

Уистер, истощенный тяжбой, устало улыбнулся и сказал: «Все это я сделал для Америки». В ответ на вопрос, как он распорядится той, несомненно, внушительной суммой, уладившей спор, он лишь спокойно улыбнулся.

(Фотографии зданий «Спрута» и суда см. на с. 18.)»

В дальнейших выпусках газет было в основном все то же. По радио и телевидению, я полагал, говорили то же самое.

Теперь нечто другое приковало к себе мое внимание. Под дверью зияла щель.

«Киннул Лизинге» снова упоминалась в той же истории вместе с именами Отвертини, Надувало и Сожрэ.

Под этой дверью в любую минуту ко мне в комнату могли приползти змеи. В этом я был уверен.

Я мучился от боли. Гостиничный врач, когда я вернулся посреди ночи, натер меня мазью, сопровождая процедуру увещеванием: «Ц-ц-ц, нам нужно научиться терпеливо переносить некоторые вещи», — но это нисколько не помогло. Я продолжал страдать от боли.

С убежденностью, редкостной для служебного опыта Аппарата, я знал, что мне нужно убраться из Нью-Йорка. Слишком тесного для нас двоих — для меня и Щипли. Но знал я и то, что это невозможно. Хеллер выигрывал!

Если я оставлю Хеллера победителем в Нью-Йорке, дома, в Турции, меня пришлепнет какой-нибудь неизвестный, подосланный Ломбаром. Если я оставлю дела в таком состоянии, то угожу из огня в полымя.

Я попытался придумать что-нибудь практически целесообразное. На ум ничего не приходило, кроме бейсбольной биты, которую следовало бы отвезти Мэдисону.

Требовалось какое-то отчаянное средство.

Охая от боли, я попытался лечь. Охая от боли, я попытался встать.

Пришлось пойти на компромисс. Полулежа в шезлонге, я попытался соображать. Я крайне нуждался в какой-то исключительной идее, еще никогда не приходившей мне в голову.

Прежде чем браться за что-то другое, Хеллера необходимо было сокрушить, сокрушить, сокрушить!

Но как?

Глава 2

Мои, будто остекленевшие, глаза сперва не воспринимали того, на что смотрели. Аппарат слежения был включен. Очевидно, мое внимание привлекли ярко-красные цвета. До боли кричащие краски.

Это была Малышка Корлеоне! Она сидела на черном сиденье только что остановившегося большущего лимузина. На ней было красное платье и красная накидка с пелериной. Лицо же скрывалось за красной вуалью.

Ага, тот самый костюм, о котором она говорила! Я понял, что вижу, как начинаются похороны Гансальмо Сильвы!

Рядом с ней восседал мужчина в черном. Она разговаривала с ним каким-то капризным тоном:

— Верно, верно, синьор Саггецца. Вы были хорошим consigliere (Советник (ит.).). Ну конечно, конечно, у семьи Корлеоне лучшего еще не было. Разумеется, разумеется, я должна последовать вашему совету. Но мне наплевать, что вы там говорите — все равно я поеду на эти похороны!