Дело Марины Мнишек
Шрифт:
— «С т а л о п о н я т н ы м» при предположении, что шофер такси и Сибирцев соучастники, — уточнил полковник. — Только при этом предположении!.. Извините… Так что же вы хотели сказать?
— Не извиняйтесь. Ваше замечание по существу. Помните, когда вы анализировали основные варианты версий, — вы рассматривали и такой случай.
— Второй вариант.
— Да. И пришли к выводу, что шофер такси и Сибирцев могут быть соучастниками т о л ь к о при условии, что шофер сказал неправду, и Сибирцев не оформлял его вызов на дом через диспетчерскую такси, а встретились они сами в условленном месте. Либо — если вызов такси проходил через диспетчерскую — была специальная договоренность с диспетчером: в случае звонка Сибирцева — послать к нему «своего» шофера такси… Верно я формулирую обязательные условия?
— Формулируете
— Минуточку терпения, и все поймете… — пообещала Валентина. — Проверка выяснила, что вызов такси оформлен через диспетчерскую — следствие изъяло соответствующий бланк-заказ — и что никакой предварительной договоренности с диспетчерами не было, это утверждают все диспетчеры, дежурившие в тот вечер. Вывод: в этих условиях непонятно, почему к Морозову-Сибирцеву по вызову приехал именно шофер-соучастник, куда основательнее предположить, что шофера-соучастника вообще в природе не было!.. Так все хорошо объяснялось при условии, что шофер такси — соучастник, а он, оказывается, не может им быть!
— И остается предположить, что в происшествии на шоссе виновен один шофер грузовика — Антипов?
— Нет, Булат Искакович, не?.. Может быть, и Антипов виновен… Но все же нельзя сбрасывать со счетов и шофера такси с Сибирцевым! О б о и х… А что если кто-то из диспетчеров тоже соучастник! Разве он скажет, была ли предварительная договоренность? Разве он не найдет способа прислать Сибирцеву именно шофера-соучастника? Вот, оказывается, какая есть еще лазейка.
— Об этом вы и хотели нам сказать? — спросил полковник.
— Об этом я вдруг подумала сегодня днем. Сибирцев скрылся, я стояла растерянная — и вдруг подумала… Это невероятно, вначале решила я. А потом подумала: а почему нет? Я поехала в диспетчерскую — на Центральную диспетчерскую станцию.
Полковник снова посмотрел на Пахомова. Пахомов во время всего разговора не задал ни одного вопроса, хмуро молчал.
— Я сказала там, что хочу написать очерк о таксистах… Не буду испытывать вашего терпения, Булат Искакович. Припомните наше посещение типографии, девушку, с которой дружит Ушаков? Так вот, старший диспетчер ЦДС Сидоров Степан Гаврилович — ее отец!
Полковник поднялся со стула, прошелся по кабинету. Он остановился у окна, устало тронул пальцами веки.
— Валентина Дмитриевна, — сказал он. — Вы были на ЦДС и сами видели, как там организована работа, — дежурных диспетчеров четверо и каждый занят своим делом: двое принимают заказы, один передает их таксистам по рации, один звонит клиентам… Вы считаете, что в этих условиях можно вызвать Сибирцеву нужного таксиста, не привлекая внимания остальных диспетчеров?
— Считаю. Вы забываете, что именно Сидоров передает заявки таксистам, а рядом стоит телефон его коллеги. Если Сибирцев позвонил по этому телефону и попросил передать трубку Сидорову… Впрочем, даже и это не обязательно. Сибирцев мог и обычным порядком вызвать такси — заказ его все равно попадает к Сидорову. Здесь важно одно: заказать несколько раньше, чем обычно заказывают машину. Тогда в течение часа таксист-соучастник обязательно обратится к Сидорову за очередным заказом, и тот прикажет ему ехать к Сибирцеву! Естественно предположить, что такой способ вызова таксиста-соучастника был у них обычным…
— Я смотрю, у вас на в с е вопросы подготовлены ответы… Ну что ж, я вам тоже скажу: о появлении в городе Сибирцева мы знаем уже три дня, Валентина Дмитриевна. И сообщил нам о нем ш о ф е р т а к с и: он ожидал клиента в аэропорту и видел, как Сибирцев вышел из здания аэропорта вместе с прибывшими пассажирами! А?..
Валентина молчала.
— Что вы скажете? — спросил Искаков. — Хотя, конечно, и я ответа не жду… Я просто объяснил вам.
— А я все же отвечу, Булат Искакович… Я отвечу: мало ли по каким причинам шофер такси мог сообщить вам о Сибирцеве! Ему необходимо отвести от себя подозрения… Может быть, у него была такая договоренность с Сибирцевым: шофер сообщит, а Сибирцев между тем скроется… Мало ли… Разве в их шайке человеческие отношения друг к другу? Это же факт, что Бурак хотел навести нас на след Ушакова — всей этой историей в библиотеке. А мы теперь знаем, что Ушаков именно соучастник!.. Во всяком случае ясно, что Сибирцев ничего не мог совершить на шоссе, если шофер такси не соучастник…
Полковник взглянул на Пахомова. Валентина считала: это был уже третий взгляд в сторону Пахомова за время разговора!
— Валентина Дмитриевна! — официально произнес полковник. Он сел за письменный стол, и вид у него тоже был официальный. Валентина подумала, что впервые он обращается к ней так официально. — Валентина Дмитриевна, я вас очень прошу на будущее — ни в коем случае больше не заниматься самодеятельным расследованием… С преступниками мы не играем в игры — и они тоже не шутят! Сегодня вы подвергли себя смертельной опасности, больше этого допускать нельзя! Кроме того, своими действиями вы мешаете следствию.
— За Сибирцевым мы хотели понаблюдать, — объяснил Пахомов (на этот раз вмешался в разговор и он). — Но своим преследованием вы его так напугали, что он попытался снова исчезнуть — и мы вынуждены были его взять!..
— Сибирцев арестован?!.
— Сейчас его допрашивают.
ГЛАВА 8
После разговора с полковником и Пахомовым (она вспоминала ледяной голос полковника и хмурое лицо Пахомова у окна — и к щекам ее приливала кровь) Валентина не могла заставить себя пойти в Управление. Дело было не только в том, что она сорвала планы следствия относительно Сибирцева; придя домой после того разговора, она вдруг поняла, что ее поездка на Центральную диспетчерскую станцию тоже осложнит, перепутает планы Пахомова, ведь старший диспетчер Сидоров, ясно же, рассказал дочери о посещении корреспондентки, а Ушаков объяснил ему (так оно, конечно, было!), кто эта корреспондентка и с какой целью она появилась на ЦДС. Валентина позвонила Волынскому и поделилась с ним своими опасениями. «Я в курсе вашей самодеятельности, — ответил Волынский, — и, говоря правду, тоже не одобряю вас».
Прошло уже несколько дней — Валентина больше не ходила в Управление и оттуда ей никто не звонил. Она не знала, чем закончился допрос Сибирцева, она ничего не знала. Конечно, это глупость, что она не идет в Управление и не звонит (почему она считает, что ей должны позвонить — у людей там столько своих дел и забот, она же знает!). Но день проходит за днем — и идти в Управление становится труднее. Теперь ее мечтам о повести — конец. Да при чем тут повесть! Ей стыдно перед людьми за свою «самодеятельность», но еще стыднее теперь за то, что она перестала ходить к ним, как будто обиделась на них! Наверно, они решили, что она обиделась — это уж точно! — но это не так, совсем не обиделась, напротив, чувствовала себя виноватой. Она привыкла к ним, скучает и по хмурому, сдержанному Пахомову, и неугомонному Волынскому, и по рассудительному, обязательному Есенову, по Митько… и полковнику Искакову!..
Валентина отложила рукопись, которую правила. Была суббота, нерабочий день, она пришла в редакцию, потому что дома не находила себе места, но с правкой рукописи тоже ничего не получалось. «Смелее, ну!» — подбодрила она себя. Она подняла трубку и набрал номер кабинета полковника (он всегда работая — выходной, не выходной). Она долго слушала длинные-длинные гудки, она вспоминала, как однажды плыла на пароходе, на воде лежал молочный туман и с прибрежного маяка также неслись тревожные, длинные гудки… Полковника в Управлении не было.