Дело Марины Мнишек
Шрифт:
Я лежала в одноместном номере гостиницы в Камнегорске, за стеной был номер полковника Искакова. Мы прилетели сегодня утром, и полковник сразу же уехал в Управление внутренних дел. Я думала о том, что он не должен ни о чем догадаться!
В коридоре послышались шаги, потом в соседнем номере щелкнул замок.
Мне показалось, кто-то взял мое сердце в руки и сжал его, как мячик, так, что я задохнулась. Я решила думать о чем-нибудь другом и стала одеваться. Полковника пригласили на консультацию в камнегорское Управление внутренних дел,
Мы прилетели в Камнегорск на АН-12, похожем на жирную стрекозу. Он приземлился на летном поле, где-то на самой дальней полосе — к зданию аэропорта нас долго везли на автобусе.
Гостиница, куда нас потом доставили, была пятиэтажная, крупнопанельная. Впрочем, все здания здесь, как я заметила, пятиэтажные, крупнопанельные близнецы, среди них, наверно, легко заблудиться. По дороге в гостиницу мы проехали длинный серый мост через реку, неподалеку от моста река делала крутой поворот, на противоположном берегу посверкивали стеклянными крышами заводские корпуса, дымили кирпичные трубы. Труб было множество, и дым был разных цветов: пепельный с синевой, густой белый, а из одной трубы валил красный дым, как на детских рисунках.
…Мне не просто далась эта поездка в Камнегорск. Редактор не возражал против командировки, но ответственный секретарь — наш Дима Судариков — запротестовал: мы городская газета, сказал он, зачем нам Камнегорск?
— Хорошо, — сказала я. — Дайте творческий отпуск на три дня.
— Это можно, — согласился Дима Судариков. — Но при условии, что за отделом нет задолженности.
— За отделом нет задолженности, мы сдали весь материал на десять дней вперед.
— Такого не бывает, чтобы весь… Проверим по плану.
Когда мы вышли от редактора, Дима сказал, что я не должна на него сердиться, мы городская газета, сказал он, порядок есть порядок!
— Ладно, — сказала я. — Объяснишь это своей теще.
— Ты прекрасно знаешь, что у меня нет тещи, — обиделся Дима Судариков.
Я рассмеялась и махнула рукой — я и правда знала, что у него нет тещи.
…В номер постучали — это пришел полковник Искаков. Я уже была готова.
— Вы обедали? — спросил он.
— Да.
— Тогда поехали. Уже седьмой час.
Внизу ждал «Москвич». Сначала мы ехали вдоль пятиэтажных крупнопанельных зданий, потом миновали мост, но не тот, что утром: труб с разноцветным дымом поблизости не было. Мы как будто попали в другой город. Это и в самом деле был другой — старый город, как пояснил нам водитель, построенный лет двести назад на берегу студеной стремительной Каменки. Дома здесь были кирпичные, одноэтажные, редко двухэтажные, с заборами и крепкими воротами, витрины магазинов на ночь запирались железными ставнями, а под лепным фронтоном одноэтажного ресторана висела желтая мраморная доска с надписью, что
Клуб, мимо которого мы ехали, был явно перестроен из купеческого лабаза, а может быть, и не перестроен, потому что перед ним стояла каменная тумба, натуральная дореволюционная театральная тумба для афиш, так что с самого начала, возможно, в этом здании помещалось какое-то зрелищное заведение или купеческое собрание. У клуба толпились люди, а на тумбе висела афиша: в луче прожектора к стене приник человек с пистолетом в руке. «Фильм-детектив, наверно», — подумала я.
После нескольких узких улочек снова пошли пятиэтажные крупнопанельные дома. Они стояли друг от друга далеко, многие из них не были еще достроены и улица, не асфальтированная, была здесь в глубоких разъезженных колеях.
«Москвич» наконец затормозил.
Мы вошли в ближайший подъезд и поднялись на третий этаж. Полковник позвонил в десятую квартиру.
— Кто там? — спросил за дверью женский голос.
— Разрешите.
Звякнула цепочка, дверь открыла женщина лет сорока пяти, полная, высокая, с рубиновыми сережками в ушах. «Пожалуй, она будет выше мужа», — подумала я.
— Вы Морозова Ульяна Тимофеевна?
— Да, Морозова… А что вам надо?
Полковник представился.
— Зайдите, — пригласила женщина, в ее голосе звучало недоумение.
Мы прошли в комнату, довольно просторную и чистую. У окна стоял большой круглый стол под белой скатертью, еще в комнате были орехового дереза шифоньер с зеркалом, диван с вышитыми подушечками-думками, несколько стульев и этажерка. На верхней полке этажерки стояла в рамочке фотография коротко подстриженной девушки, на нижней — третий том «Войны и мира», книги «Дошкольное воспитание» и «Справочник рыболова-любителя». Рядом с дверью в смежную комнату висел репродуктор, сейчас он молчал.
— Присаживайтесь…
— Можно на диван? — спросила я.
— Садитесь, садитесь.
Полковник придвинул стул к столу, женщина села напротив, положила на стол руки. Видно, она только что мыла посуду или стирала: руки у нее были красные. «Интересно, знает она, где ее муж? — подумала я. — Наверно, разошлись, раз живут отдельно».
— Ну что ж… — сказал полковник. — С вашего позволения, Ульяна Тимофеевна, я начну. — Он спросил, давно ли она живет в Камнегорске.
— Я здесь родилась.
— Вы работаете?
— Да. Воспитательницей. В детском саду моторостроительного завода. А что? Что случилось? Я сейчас на больничном. Что-то в детсаду?
— Думаю, что в детсаду все благополучно.
Снова на лице Морозовой отразилось недоумение.
— Это фотография вашей дочери? — полковник показал на этажерку. Морозова оглянулась.
— Да.
— Сколько же ей лет — совсем взрослая?
— Девятнадцать исполнилось. — Женщина побледнела. — Случилось с Леночкой, да? Она учится в Ленинграде на инженера. Что с ней случилось, говорите же!