Дело о фальшивой картине
Шрифт:
— А что ты наметил?
Лешка вгляделась в экран. В Ромкином плане действий пока было всего три пункта. Следуя пункту номер один, им предстояло съездить в галерею, чтобы реабилитировать Арину в глазах Павла: вдруг она сама не захочет перед ним унижаться? Пункт второй гласил: проверить охранника. Согласно третьему пункту им предстояло проникнуть в имеющуюся там мастерскую и осмотреть ее как следует.
— И это все? — удивилась Лешка.
— А тебе мало? — Ромка вскочил. — Пей чай и пошли. Остальное буду по ходу дела додумывать.
Влетев в галерею, Ромка покосился на охранника, совсем еще молодого, спортивного вида, накачанного парня, и проследовал в кабинет к Павлу Петровичу. Владелец галереи сегодня был не один. Рядом с ним сидела пожилая тетка в толстой вязаной кофте, и они что-то увлеченно с ней обсуждали. Ромка поздоровался и с ходу брякнул:
— Арина здесь ни при чем, зря вы ее подозревали. Вот, можете сравнить изнанки двух разных «Восходов». — И вручил владельцу галереи фотоснимки Катьки с перевернутой картиной в руках.
Павел Петрович встал, сказал тетке «извините» и открыл дверь в соседнюю комнату. Ромка с полным правом последовал за ним. Лешка осторожно двинулась следом.
Они и впрямь оказались в художественной студии-мастерской. Мольберты пестрели разноцветными холстами, в воздухе разливался терпкий запах краски. Копия «Восхода» без рамы стояла у стены рядом с зарешеченным окном. Богачев взглянул на ее изнанку и бока, потом внимательно рассмотрел принесенные Ромкой фотографии и неопределенно хмыкнул.
— Ну что, убедились? — Не дожидаясь ответа и совсем осмелев, Ромка прошелся по мастерской и подошел к самому большому мольберту. На нем был недописанный натюрморт. Натюрморты Ромка терпеть не мог, вообще не понимал, зачем переводить краску на изображение всяких цветов, а также овощей и фруктов, поэтому перешел к другому мольберту, повернутому к окну, а по дороге непринужденно обратился к Богачеву: — Какое счастье, что пожар обошел вашу мастерскую стороной.
— Хоть в этом повезло, — согласился с ним Павел Петрович, и тут дверь в мастерскую приоткрылась, и тетка в кофте позвала его к телефону. Богачев поспешил за ней, а Ромка загляделся на лежащий прямо на полу холст. На нем масляными красками был написан освещенный ярким солнцем город, и пейзаж этот чем-то напомнил ему «Восход».
Ромка схватил холст, поднес его к копии картины Полянской и шепотом спросил:
— Лешк, позырь, похоже? Сестра вгляделась.
— Что-то есть.
— Значит, копию могли сотворить прямо здесь, то есть моя версия подтверждается. Я сейчас пойду и спрошу у Павла Петровича, кто писал эту картину. Интересно, что он мне на это скажет? А ты наблюдай за выражением его лица. Вдруг я его это… ошеломлю, и он сам себя выдаст. Да, и еще за охранником следи. Интересно, и как он на мой вопрос прореагирует?
Павел Петрович стоял в зале у огромной картины и беседовал с высоким пожилым человеком — посетителем
— Чья это работа? Ваша? Очень красиво, — слукавил Ромка.
Однако Павел Петрович ничуть не смутился, не удивился и вообще не придал Ромкиному вопросу никакого значения.
— Сам я давно уже ничего не пишу. А это проба кисти моей жены, — просто ответил он. — Она начала ее уже давно, а потом увидела работы Софьи Полянской, поняла, что лучше у нее все равно ке получится, и решила не продолжать. А потом мне подрамник понадобился, я этот холст с него и снял. Убери его отсюда, пожалуйста.
— Свернуть? — спросил Ромка и, не дожидаясь ответа, попытался скатать холст в трубочку. Движения его были неловкими, и Лешка поспешила ему на подмогу.
Но охранник стоял ближе. На Ромкин вопрос, как ни следила за ним Лешка, он не обратил никакого внимания, а сейчас первым подхватил картину, аккуратно ее расправил и стал сворачивать снова.
Павел Петрович, случайно взглянувший в их сторону, заметил его усердие.
— Эй, что ты делаешь?
— Вы лее сами сказали убрать, — ответил за Игоря Ромка.
Богачев выхватил у охранника картину и оглядел ее со всех сторон.
— Игорь, да кто ж так холсты свертывает! Вы мне так всю картину испортите! Кто знает, может, Лена за нее снова возьмется.
«Лена — его жена», — поняла Лешка, а Ромка удивился.
— А как же надо? Нельзя же, чтобы она пылилась и пачкалась.
— Картину следует сворачивать красками вверх, — пояснил хозяин галереи, — а иначе они потрескаются.
— Так вот почему после кражи картин из музеев многие из них нуждаются в реставрации! — воскликнул Игорь. — Всякие дилетанты вырезают их из рам и скатывают рисунком внутрь, думая, что делают правильно, а сами таким образом наносят им только вред.
— А ты что, не знал этого? — заглянул ему в глаза Ромка.
— Впервые слышу, — развел руками парень. — Сроду этим не интересовался.
Юный сыщик выпучил глаза.
— Ты же в галерее работаешь!
— Ну и что? Я охранник, а не художник.
— А чем ты занимаешься в свободное время?
— У меня нет свободного времени. Я на юридическом учусь, заочно, а здесь подрабатываю.
— И ты что, никогда-никогда кисти в руках не держал? — продолжал допытываться Ромка.
Игорь пожал плечами.
— Как-то нет у меня такой склонности.
— Но здесь-то ты давно работаешь?
— Полгода.
Ромка наморщил лоб, думая, что бы такого у него еще спросить.
— И ты с тех пор так и не приобщился к искусству? — наконец выдал он.
Будущий юрист равнодушно скользнул взглядом по стенам с картинами.
— А зачем мне? Не все ли равно, что охранять, вот это все или, скажем, овощи в магазине? Мое дело — следить, чтобы их не украли, и только.