Дело о мастере добрых дел
Шрифт:
– Имя у тебя есть?
– спросил Илан.
– Нету.
– Хорошо, буду звать тебя Подарок. Пока настоящее не назовешь. И не сиди передо мной с таким лицом. Я тебя насквозь вижу. Ты же химик. Взял бы мышьяка, съел бы, и умер. Не хочешь? Будет больно, некрасиво и никто не спасет? Смени позу. Так, как резал вены ты, никто еще до смерти не зарезался. Можешь дурить адмиралтейство и даже префектуру, а меня - нет. Чай ты или пьешь, или я выливаю. Потом веду тебя на дезинфекцию мыться. Там посмотрим, что у тебя за плешь на спине.
* * *
Вой,
Не обошлись.
Илан, если обстоятельства позволяли, принципиально не лез под одежду к тем, с кем работал. Не хотел смущать, настраивать против себя или выставлять отношения доктор-пациент вместо рабочих. Посмотреть пресловутую плешь попросил двух фельдшериц из акушерского - вотчина Гагала к дезинфекции была ближе всего. А на всякий случай в поддержку женщинам отправил трех санитаров, грузивших в сухие автоклавы на прожарку простыни, бинты и операционное белье. Пока подарка убеждали показаться по-хорошему, Илан почти успел помыться. Потом дело, видимо, перешло от уговоров к насилию, потому что поочередно звучавшие голоса сначала стали громче, потом перешли в общий гвалт, потом в ругань, а потом в те самые вой, визг и вопли. Илан никого выручать не пошел. Просто не пошел, и все. Их там пятеро, а подарок один. Весь мир не пожалеешь, всем на свете не поможешь, пусть сами учатся справляться. Учиться, однако, никто не хотел, все только орали. Видимо, так с подарком до этого было в адмиралтействе, так потом и в префектуре.
– Доктор Илан! Доктор Илан! Проказа!
– в душевые для персонала ворвалась младшая из фельдшеров.
– Идите скорее!
Кого волнует, что доктор Илан едва успел схватить простыню, чтобы прикрыться. Кого волнует, что госпитальный устав криками и руганью нарушен вдоль и поперек. И, главное, в чем смысл спешить, если проказа развивается и прогрессирует годами? Орать и ругаться еще куда ни шло, но панику устраивать зачем?..
Когда Илан, замотавшись в простыню и отжимая на ходу волосы, пришлепал босиком в дезинфекционную комнату для пациентов, голый подарок извивался змеей, пытаясь освободиться из рук державших его через полотенца санитаров. И вывернулся-таки, упал на пол, пополз куда-то под накрытый клеенкой стол, на котором делали клизмы.
– Я не прокаженный! Я не прокаженный! Я не прокаженный!!!
– с надрывными подвываниями орал он, не делая пауз.
Санитары, перебивая друг друга, обещали отвернуть ему башку и другие анатомические излишества, перемешать и вставить не на свои места, но в погоню не кинулись, увидели, что идет доктор, быстро отступили в тень. Из дистилляторной и моечных потихоньку подходил персонал полюбоваться на бродячий цирк.
Пока Илан, протолкавшись вперед, оценивал обстановку, второй фельдшер появилась с ведром воды и со словами "покусайся мне, сволочь" окатила пространство под столом, залив заодно половину комнаты. Подарок дико вякнул и забился глубже под стол. Илан отступил от холодной лужи на полу. Повысил голос:
– Замолчали все!
В гулких кафельных стенах получилось так громко, что, кажется, дернулось даже пламя в карбидной лампе. Наступила тишина.
– Проказа!..
– громким шепотом сказала младшая из акушерских и показала на захлебнувшегося криком подарка,
– Вылезай, - приказал Илан.
Ответа не последовало.
– Вылезай, или запрем тебя здесь на ночь. К утру все равно вылезешь.
Клеенка на столе пошевелилась, выдав сомнение, но страдалец не показался.
– Давайте позовем доктора Наджеда, - вполголоса предложила младшая.
– Он разбирается в проказе.
– Давайте позовем доктора Арайну из отделения для буйнопомешанных, - предложил Илан.
– Он разбирается в сумасшедших. И пусть своих ребят с успокоительным захватит. Для всех присутствующих.
Клеенка снова покачнулась. Подарок на карачках выполз на свет и сел на мокром полу спиной к Илану, обхватив себя руками. Между лопаток на спине у него красовалось овальное пятно с отечной розовой каймой и желтой шелушащейся серединой. Размерами пятно было с ладонь, а сверху, в единственном месте, где до него получалось дотянуться, еще и расчесано.
– Это не проказа, - пробубнил подарок себе в коленки.
Вода с тихим журчанием утекала в сток на полу. Илан подошел ближе, наклонился, взял подарка за шею, повернул к свету. Осмотрел пальцы, уши, потрогал нос. Нажал на розовые края воспаления и кожу возле, пощупал подмышки и лимфоузлы под челюстью. Слегка подул на середину пятна. Спросил:
– Что чувствуешь?
– Вы на меня дышите, - глухо отозвался раб.
– Это не проказа.
– Я вижу, - сказал Илан.
– Завтра доктору Наджеду я тебя все равно покажу, но это не проказа. Ожог у тебя где?
Подарок показал правую ногу под коленкой.
– Иди, мойся, - отпустил его Илан и повернулся к акушерским фельдшерам: - А вы...
– слово "дуры" он пропустил, - приготовьте цинковый линимент, салфетку и пластырь. Вымоется - густо намажьте и заклейте. И объясните дорогу в столовую.
В приоткрытую дверь заглянул доктор Гагал.
– Кого насилуют?
– спросил он.
– На втором этаже слышно! Доктор Илан, вы зачем моих девочек смущаете?
Следом за ним подошел доктор Никар с вопросом:
– Что здесь опять за крики? Что за грех?
– Грех, - сказал Илан, - это когда ноги вверх. Кто опустил, тех бог простил. Объясните своим девочкам, доктор Гагал, как выглядит проказа. В нашем городе существует единственный серьезный грех - этого не знать.
Протиснулся между докторами и мойщиками, пошел одеваться.
– Так чего шумели-то?
– не понял Никар.
Участники и зрители свалки в дезинфекции стали расходиться по своим рабочим местам.
– Вы заметили, коллега, - говорил доктор Гагал, - что сегодня какой-то удивительный день? День дурака, я бы назвал.
– Я бы назвал это днем редкостного идиота, - согласился доктор Никар.
– Как с утра не задалось, так и продолжается.
– Пойдемте, выпьем чего-нибудь для настроения. Доктор Илан у нас не пьет, и, вероятно, его с нами приглашать бессмысленно...