Дело о пеликанах
Шрифт:
— Почему они забеспокоились?
— Их это беспокоит, о’кей? У нас тесные отношения с «Уайт энд Блазевич». Они нанимают многих наших студентов.
Грэй попытался напустить на себя жалкий и беспомощный вид.
— Я всего-навсего пытаюсь найти Эдварда Линни. Уверяю, что это не связано с какими-либо неприятностями. Мне надо задать ему всего лишь несколько вопросов.
Она предвкушала победу. Ей удалось отшить репортера из «Вашингтон пост», и это ее очень возвышало в собственных глазах. В упоении она великодушно бросила ему кроху:
— Мистер Линни больше у нас не учится. Это все, что я могу
Направляясь к двери, он пробормотал:
— Спасибо.
Возле самой машины его кто-то окликнул. Это был студент из бюро регистрации.
— Мистер Грантэм, — сказал он подбегая, — я знаю Эдварда. Он на какое-то время перестал посещать колледж. Личные проблемы.
— Где он?
— Родители положили его в частную клинику. Он проходит курс детоксикации.
— Где находится эта клиника?
— В Силвер-Спринг. Клиника называется «Парклейн хоспитал».
— Сколько времени он там находится?
— Около месяца.
Грантэм пожал ему руку:
— Спасибо. Я никому не скажу об этом.
— С ним действительно все в порядке?
— Да, уверяю вас.
Они остановились возле банка, и вскоре Дарби вернулась с пятнадцатью тысячами наличных. Ее пугали такие деньги, пугал Линни, пугала фирма.
«Парклейн» представлял собой центр детоксикации для богатых или тех, у кого были большие страховые суммы. Он располагался в небольшом, окруженном деревьями здании, стоявшем в одиночестве в полумиле от шоссе. Они решили, что здесь им придется трудно.
Грэй вошел в вестибюль первым и справился в регистратуре об Эдварде Линни.
— Он наш пациент, — довольно официально ответила сестра из регистратуры.
Грэй пустил в ход лучшую из своих улыбок.
— Да, я знаю, что он ваш пациент. Мне сказали об этом в юридическом колледже. В какой палате он находится?
Дарби вошла в вестибюль и подошла к фонтану с питьевой водой, чтобы утолить жажду.
— Он в палате 22, но видеть его вы не можете.
— В колледже мне сказали, что я могу встретиться с ним.
— А кем вы ему приходитесь?
Он собрал все свое обаяние.
— Грэй Грантэм из «Вашингтон пост». В юридическом колледже мне сказали, что я могу задать ему пару вопросов.
— Я сожалею, что они так вам сказали. Понимаете, мистер Грантэм, мы занимаемся этой клиникой, а они — своим колледжем.
Дарби взяла журнал и села на диван.
Его улыбка потускнела, но все еще присутствовала на лице.
— Понимаю, — сказал он как можно вежливее. — Могу я видеть администратора?
— Зачем?
— Это очень важное дело, и мне необходимо сегодня увидеться с мистером Линни. Если вы этого мне не разрешите, тогда я буду вынужден обратиться к вашему боссу. Я не уйду отсюда, пока не поговорю с администратором.
Взгляд, который она на него бросила, недвусмысленно предлагал ему катиться ко всем чертям.
— Минутку. Посидите пока.
— Благодарю.
Она вышла, и Грэй обернулся к Дарби. Он показал на тяжелую двойную дверь, которая, по его предположению, вела к больничным палатам. Она набрала воздуха и быстро прошла в нее. Дверь вела в холл, от которого в разные стороны расходились три стерильных коридора. Бронзовая табличка указывала на палаты с 18-й по 30-ю. Это была центральная часть здания,
Когда она кралась мимо закрытых дверей, морское побережье с его пинья-коладой казалось недостижимым. Дверь в палату 22 была закрыта, на ней висела табличка с именами Эдварда Л. Линни и доктора Уэйна Маклатчи. Она постучала.
Администратор оказался еще более упрямым, чем медсестра в регистратуре. Но за это ему хорошо платили. Он объяснил, что у них строгие правила посещения больных. Их пациенты очень болезненные и легкоранимые люди, и они должны их ограждать от беспокойства. И их врачи, которые являются лучшими в своей области, очень строги в отношении посещений их пациентов. Посещения разрешены только по субботам и воскресеньям и лишь для ближайших родственников и друзей, которые могут находиться с больными всего полчаса. Им приходится быть очень строгими. Они очень слабые люди, их пациенты, и, конечно же, они не могут выдерживать допросы со стороны репортеров, какими бы серьезными основаниями те для этого ни располагали.
Грантэм спросил, когда Линни может быть выписан из клиники.
— Эти сведения совершенно секретны! — воскликнул администратор.
— Очевидно, когда истечет страховка, — предположил Грантэм, все время ожидавший услышать шум и гневные голоса из-за двойных дверей, за которыми скрылась Дарби.
Это упоминание о страховке окончательно вывело администратора из равновесия. Грантэм поинтересовался, не может ли он, администратор, получить у Линни согласие ответить на пару вопросов. Все дело заняло бы меньше тридцати секунд.
— Это исключено, — выпалил администратор. — У нас строгие правила.
Ей ответил мягкий голос, и она вошла в палату. Ковер на полу был толще, и мебель была изготовлена из дорогих сортов дерева. Он сидел на кровати в джинсах, без рубахи и читал роман. Ее поразил его цветущий вид.
— Извините меня, — мягко сказала она, закрывая за собой дверь.
— Входите, — на его лице появилась приветливая улыбка. Она была первым представителем внешнего мира за последние дни. И каким симпатичным представителем! Он захлопнул книгу.
Она приблизилась к кровати.
— Меня зовут Сара Джейкобз. Я работаю над статьей для «Вашингтон пост».
— Как вы попали сюда? — спросил он, явно радуясь этому событию.
— Просто пришла. Вы работали клерком на «Уайт энд Блазевич» прошлым летом?
— Да, и предыдущим летом тоже. Они предлагают мне работать у них после окончания колледжа. Если я его закончу.
Она показала ему фотографию:
— Вы узнаете этого человека?
Он взял фотографию и усмехнулся:
— Да. Его зовут… сейчас, минутку… Он работает в нефтегазовом подразделении на девятом этаже. Как же его зовут?