Дело о пеликанах

Гришэм Джон

Очевидно, господин Купчек был из тех людей, кто заводится с пол-оборота. Он вот-вот мог взорваться.

Грэй оставался невозмутимым. Дарби отступила. С нее на сегодня было достаточно препирательств.

— Ее муж трижды звонил мне перед смертью. Я разговаривал с ним по телефону, и мне не верится, что его убийство было случайным.

— Он мертв. Моя дочь убита горем. Она не хочет разговаривать. А сейчас выметайтесь отсюда на все четыре стороны.

— Господин Купчек, — мягко сказала Дарби, — у нас есть основания считать, что ваш зять был свидетелем

некоторой высокоорганизованной преступной деятельности.

Это несколько его охладило, и он уставился на Дарби:

— На самом деле? Но вы же не можете спросить его об этом, не так ли? Моя дочь ничего не знает. У нее был тяжелый день, и она приняла лекарства. А теперь уходите.

— Можем мы увидеть ее завтра? — спросила Дарби.

— Сомневаюсь. Сначала позвоните:

Грэй дал ему визитную карточку:

— Если она захочет поговорить, номер телефона на обороте. Я остановился в отеле. Завтра около полудня я позвоню.

— Ладно, звоните. А теперь уходите. Вы уже и так расстроили ее.

— Нам очень жаль, — сказал Грэй, выходя с веранды.

Купчек стоял у открытой двери и ждал, когда они уйдут.

Грэй остановился и обернулся к нему:

— Какой-нибудь другой репортер звонил или заходил к вам?

— На следующий день после убийства они звонили непрерывно и задавали всевозможные вопросы. Невоспитанные люди.

— Но в последние дни никого не было?

— Да. Никого. Уходите.

— И никого из «Нью-Йорк таймс»?

— Нет, никого. — Он шагнул в дом и захлопнул дверь.

Они заспешили к машине, стоявшей через четыре дома. Движения на улице не было. Грэй сделал крюк по улочкам пригорода и вышел к машине с противоположного направления. Он смотрел в зеркало, пока не убедился, что за ними нет хвоста.

— Конец истории с Гарсиа, — сказала Дарби, когда они въехали на шоссе 395 и направились к городу.

— Еще нет. Мы сделаем последнюю и окончательную попытку завтра, и, может быть, она согласится поговорить с нами.

— Если бы она что-то знала, то это было бы известно и ее отцу. А если отец располагает этими сведениями, то почему бы не поделиться с нами? Тут пусто, Грэй.

В этом был смысл. В течение нескольких минут они ехали молча: усталость давала о себе знать.

— Мы можем добраться до аэропорта за пятнадцать минут, — сказал он. — Я вас высажу, и через полчаса вы сможете вылететь из страны. Садитесь на любой самолет, лишь бы исчезнуть отсюда.

— Я уеду завтра. Мне нужно отдохнуть и подумать над тем, куда отправиться. Спасибо.

— Вы чувствуете себя в безопасности?

— В настоящий момент — да. Но все может измениться в считанные секунды.

— Я был бы рад поспать в вашей комнате сегодня ночью. Как это было в Нью-Йорке.

— Вы не спали в моей комнате в Нью-Йорке. Вы спали на диване в прихожей. — Она улыбалась, что было хорошим признаком.

Он тоже улыбался.

— О’кей. Я буду спать в прихожей.

— Прихожей в моем номере нет.

— Так, так. Тогда где же я смогу поспать?

Она вдруг перестала улыбаться. Кусая губы, она едва

сдерживала навернувшиеся слезы. Он зашел слишком далеко. Это опять был Каллаган.

— Я просто не готова, — сказала она.

— Когда может настать такое время?

— Пожалуйста, Грэй. Оставим этот разговор.

Она смотрела вперед и молчала.

— Извините, — сказал он.

Она медленно легла на сиденье и положила голову ему на бедро. Он положил руку ей на плечо, и она сжала ее в своей.

— Я страшно боюсь, — сказала она спокойно.

Глава 39

Он ушел из ее номера около десяти, после того как была выпита бутылка вина и съеден яичный рулет. Из своего номера он позвонил Мейсону Пайпуру, ночному репортеру из криминальной хроники «Пост», и попросил его проверить по своим источникам сведения об уличном убийстве Моргана. Оно произошло в деловой части города, в которой подобные события случались не часто. Здесь было зафиксировано всего несколько налетов и избиений.

Он был усталым и разочарованным. И в довершение ко всему чувствовал себя несчастным из-за того, что завтра она уедет. «Пост» задолжала ему шесть недель отпуска, и он испытывал искушение отправиться вместе с ней. Пускай Маттис качает свою нефть. Но он боялся, что никогда уже больше не вернется назад, что в общем-то было бы возможно, если бы не деньги, которых у него в отличие от нее не было. Они могут прыгать и резвиться на солнечном побережье месяца два на его деньги, а дальше придется полагаться на ее средства. И, что более важно, она не приглашала его бежать вместе с ней. Она все еще была в трауре. Когда она упоминала Томаса Каллагана, он мог чувствовать ее боль.

Сейчас он находился в отеле «Джефферсон» на Шестнадцатой улице, в соответствии с ее указаниями, конечно.

Он позвонил Кливу домой.

— Где ты находишься? — спросил Клив раздраженным тоном.

— В отеле. Это долгая история. Выкладывай, что у тебя.

— Они отправили сержа в отпуск по болезни на три месяца.

— Что с ним случилось?

— Ничего. Он говорит, что им нужно было его убрать на какое-то время. Там сейчас как в бункере. Всем было велено заткнуться и ни с кем не вести никаких разговоров. Они напуганы до смерти. Сержу сказали, чтобы он ушел сегодня в полдень. Он предполагает, что ты находишься в очень опасном положении. Твое имя сотни раз упоминалось за прошлую неделю. Они сломали себе голову, гадая, насколько ты осведомлен.

— Кто это — они?

— Коул, конечно, и его помощник Берчфилд. Они орудуют в западном крыле, как гестапо. Иногда к ним присоединяется этот, как его зовут, маленький хорек с галстуком-бабочкой? Из внутренних дел.

— Эммитт Уэйкросс.

— Да, он. Угрозы и интриги исходят в основном от Коула и Берчфилда.

— Какие угрозы?

— Никто в Белом доме, кроме президента, не имеет права давать официальные или неофициальные интервью прессе без разрешения Коула. Включая пресс-секретаря. На все требуется разрешение Коула.