Дело одинокой канарейки
Шрифт:
– А, ладно, – Томек раздраженно махнул рукой, – оставим это. Скажите, а ваш знакомый узнал вас?
Допрашиваемая уже хотела утвердительно кивнуть, как до нее вдруг дошел смысл задаваемого вопроса. Толстого счетовода допрашивали первым, это она знала точно, значит, тот должен был сообщить комиссару, о чем они разговаривали… Или он не понял сути их беседы? Нет, нет, они могли общаться хоть на монгольском – было видно, что встретились два знакомых. А вдруг это ловушка и хитрый майор ее просто проверяет?
– Мы действительно разговаривал, –
Майор посмотрел на разложенные на столе альбомы и нехотя бросил:
– Слышать-то он слышал, да вот русского языка, к сожалению, не знает. Новая генерация, видите ли…
– Воистину к сожалению, – вздохнула Даша. – Так мне можно идти?
– Да. Подпишите, – Томек протянул ей листы протокола допроса, – и можете идти. У вас теперь другой адрес?
Даша невесело усмехнулась:
– Отчасти благодаря вам…
Тут комиссар рассердился всерьез и даже хлопнул папкой по столу:
– Простите, пани Быстрова, но уж я-то здесь совсем ни при чем. Скажите лучше, что именно благодаря мне вы еще находитесь на территории нашей страны. Кстати, не подумывали куда-нибудь переехать? Только скажите, я лично похлопочу в каком угодно посольстве. Лучше, конечно, где-нибудь на другом континенте.
– Ваша доброта трогает меня до слез, – как можно более ядовито ответила свидетельница и вышла, громко хлопнув дверью.
2
Пребывая в самом мрачном состоянии духа, в котором только может пребывать человек, постоянно избиваемый жестокими ударами судьбы, Даша доехала до нужного этажа, приоткрыла дверцу лифта и осторожно высунула кончик конопатого носа наружу. Собачьим духом не пахло. Выскочив из лифта, она быстро-быстро добежала до порога своей квартиры, еще быстрее расправилась с замком и прошмыгнула в дверь. Привычно неуютная тишина пустого дома сейчас показалась ей райской музыкой.
«Да пусть этот чертов комиссар думает обо мне все, что хочет – мне на это наплевать! – Даша швырнула сумку в сторону и начала раздеваться. – Хотя, конечно, приятного мало. Но что Коля такого совершил, что его расстреляли прямо в банке? Всегда был тише воды… Господи, ну все как назло!»
В сердцах она дернула молнию на джинсах гораздо сильнее, чем требовалось, в результате металлический замок так и остался у нее в руке. – «Вот гадство! Брюхо отъела – штаны на куски распадаются… Однако, что он там бормотал о ее дневниках? Бредил наверное. А если нет?»
Даша резко выпрямилась.
Действительно, когда-то давно, еще до замужества, она вела дневники, скорее, записные книжки. Писала редко, бестолково, упиваясь счастьем и давясь слезами. Заполненные страницы летели на стол, чтобы больше никогда не перелистываться. Но такой уж был ее
Отбросив сломанный замок в сторону, Даша подхватила ключи и направилась в кладовку.
Через десять минут на стол легли пять небольших разноцветных книжечек. А в них все: радость, боль, разочарования… Почему же она никогда их не перечитывала? Может, оттого, что прошлое уже ушло и его уже не вернуть? А может из-за страха, что оно окажется лучше, чем настоящее?
Обхватив рыжую голову руками, Даша усиленно вспоминала, нет, не о прошедших годах – чего уж тут слезы зря проливать, она пыталась вспомнить, где и когда Кока мог прочитать хотя бы один из ее дневников, и что же там такого важного для него могло оказаться? Она прикрыла глаза. Прошлое замысловатой мозаикой рассыпалось в памяти. Разноцветные кусочки кружились и не хотели складываться в целую картинку. Где Кока мог увидеть ее дневники? Сама она их никогда в жизни никому не давала – слишком много сокровенного хранили эти страницы. Может, у нее дома? Или у кого-то в гостях? В Университете?..
В мозгу что-то щелкнуло, и мозаика наконец сложилась. Ну конечно же в Университете. На четвертом курсе.
Как-то после физкультуры к ней подошел Макеев и протянул оставленную на общей лекции сумку. «Я думал, что хоть немного тебе нравлюсь», – помнится, произнес он, после чего развернулся и ушел. Она тогда еще долго ломала голову над тем, что это могло означать. Теперь ясно: пока она упражнялась в прыжках, Макеев залез к ней в сумку и преспокойно изучил содержимое. Господи, сколько же он тогда узнал про нее!
Даша почувствовала, как щеки заливает краска стыда. Наверное, в тот период Кока был влюблен в нее и решил узнать, не напрасны ли его надежды. Однако стыд стразу же сменило негодование – каковы бы ни были причины, побудившие Макеева к такому поступку, он не имел права вот так, запросто, залезть в ее, юной неопытной девицы, душу.
Даша с ненавистью посмотрела на записные книжки, словно они были во всем виноваты. Успокаивало ее одно – для среднестатистического археолога девичьи дневники представляли вещь не более личную, чем берестяные грамоты новгородских купцов. К тому же Кока был не из болтливых. Что он имел в виду сейчас?
Раскрыв дневник, Даша наморщила лоб – что еще за ерунда такая?
«3 января. Когда он захочет, ему не дадут, потому что он не хотел, когда мог…» Но тут же улыбнулась – это в период увлечения шотландцами. В смысле поэзии. А кто автор и кого она тогда имела в виду, покрыто непроглядным мраком.
Даша достала сигарету и несколько раз щелкнула зажигалкой. Дневники велись пять лет, теперь, чтобы их прочитать и вспомнить, что к чему, понадобится еще столько же. Она вздохнула и продолжила.