Дело Рихарда Зорге
Шрифт:
Первый параграф обвинительного заключения, составленного прокурорами по делу Сайондзи, выявил природу и последствия неосмотрительности Инукаи.
«Сайондзи Кинкацу его друг Инукаи Кен показал документы, содержащие так называемое Временное соглашение между Японией и Китаем от 30 декабря 1939 года, касающееся дислокации японской армии и военных кораблей в районе Китая. Он оставил ему копию этого документа, и спустя несколько дней Сайондзи передал эту копию Одзаки Хоцуми и таким образом выдал военный секрет, случайно ставший ему известным».
Одзаки, в свою очередь, тоже скопировал документ, который дал ему Сайондзи. Мияги навестил Одзаки, перевел копию документа на английский
Материал, попавший к Зорге, а затем в Москву, имел стратегическое значение как с политической, так и с военной точек зрения, поскольку открывал долговременные намерения Японии и ее оборонительные обязательства.
Как заметил Зорге на допросе Йосикаве, «нет нужды говорить, что эта тема представляла огромный интерес для Советского Союза».
И нукай был арестован 4 апреля 1942 года по обвинению в нарушении Закона о защите военных секретов. Дело его дошло до Верховного суда, который и вынес вердикт «Не виновен». Однако юстиция сочла невозможным оправдать Сайондзи [134] . Признавая, однако, что его преступление проистекало скорее от беспечности, чем от дурных намерений, суд проявил милосердие и вынес в отношении Сайондзи приговор с отсрочкой исполнения на восемнадцать месяцев тюремного заключения, что дало Сайондзи возможность избежать позора и лишений японской тюрьмы.
134
Сайондзи также обвинили в нарушении Закона о безопасности национальной обороны, в частности, статьи 6 этого закона, относящейся к «утечке информации на сторону».
Природу беспечности Сайондзи в разговорах, а именно в отношении информации о намерениях Японии по отношению к России и о японо-американских переговорах, мы уже описывали выше. Неосмотрительность Сайондзи была серьезной и опасной. Похоже, что его характеру не хватало уравновешенности и самоконтроля, спасших Инукаи, обладавшего огромным опытом общественной деятельности, от совершения подобной ошибки.
И все же благодаря этим недостаткам Сайондзи, похоже, представляется более симпатичной фигурой, нежели Инукаи. Возможно, частично потому, что Сайондзи составил для прокуроров автобиографическое заявление, которое достаточно ясно демонстрирует, каким человеком он был. Например, в нем описывается его отношение к европейской жизни, в частности, к Англии, когда он в двадцатых годах приехал из Японии, чтобы учиться в Оксфордском университете. Во-первых, некоторое время он провел в частной школе в Борнемуте, готовясь к экзаменам на степень бакалавра. В конечном итоге он был принят в Новый колледж, где, по его словам, «была атмосфера вселенского спокойствия, казавшаяся весьма подходящей для учебы».
В заявлении читаем и несколько ярких и забавных воспоминаний о студенческой жизни, вплоть до возвращения Сайондзи в Японию, о его деятельности на ниве журналистики и в качестве неофициального консультанта (шоку-таки) Министерства иностранных дел, о поездке на конференцию Института тихоокеанских отношений в Иосеми-те и о том, как он познакомился с Одзаки и как развивалась их дружба [135] .
Сайондзи был моложе Одзаки, тогда как И нукай — старше, и в молодом Сайондзи было нечто от того, что японцы называют «бочан» — балованный ребенок. Хотя рос он пусть в безопасной, но отнюдь не мягкой, изнеженной атмосфере. Во многих отношениях его воспитание, пока он не уехал в Европу, можно было назвать спартанским. Отец его, сын старого принца Сайондзи, решительно считал, что ребенок
135
Например: «В целом студенты Оксфорда очень много работают. Но были некоторые, кто вел себя шумно, в бросающейся в глаза манере — и некоторое число их оставило Оксфорд, так и не закончив курса».
И потому молодой Сайондзи всегда страстно желал «сделать что-нибудь для Японии». Он не готов был прожить жизнь в свое удовольствие. В нем был тот гражданский дух, что наряду с личными связями и сделал его пригодным для службы в качестве консультанта Министерства иностранных дел, а летом 1941 года — в качестве «шокутаки» в третьем кабинете Коноэ.
Тот факт, что Одзаки занимал равное положение, казался Сайондзи уважительной причиной, чтобы не стараться особо держать язык за зубами, когда он обсуждал с друзьями вопросы, относящиеся к высокой политике.
В ходе прокурорского расследования Сайондзи выразил искреннее раскаяние в отношении случившегося и сделал заявление в пользу Одзаки.
«У меня нет слов, чтобы оправдаться перед моими друзьями в той ошибке, которую я совершил. Одзаки совершил преступление против общества, которое должно быть осуждено. Я был ужасно обманут им, и в этом я виню самого себя больше, чем Одзаки, за свою слепоту. Несмотря на преступление, которое он совершил, я по-прежнему ценю Одзаки за его доброту и способности. Я искренне надеюсь, что в будущем я смогу поправить Одзаки и таким образом изменить его так, чтобы превратить в истинного японца, стоящего на службе государства».
И Сайондзи, и Инукаи были членами Асамешикаи, «Клуба завтраков», основанного в 1938 году двумя личными секретарями Коноэ — Ушибой и Киши Дозо, а также самим Одзаки, тогда выступавшим в качестве советника Кабинета. «Клуб завтраков» придумали друзья Коноэ, а свое название он получил потому, что встречи клуба проходили за завтраком около восьми часов утра. Целью этих собраний, говорил Одзаки, «было оказание помощи кабинету Коноэ через посредство его секретарей, путем выражения различных точек зрения». Встречи происходили дважды в месяц и не прерывались даже после того, как в январе 1939 года кабинет подал в отставку. На самом деле группа стала встречаться каждую среду, и с этого времени получила название «Клуб среды».
Сам Коноэ редко присутствовал на этих встречах, однако относительно небольшой круг писателей, ученых и чиновников, известный всем как «мозговой трест Коноэ», считал «Клуб завтраков» идеальным форумом для конфиденциального, откровенного обмена мнениями. Все его члены были озабоченными государственными проблемами людьми, шагавшими не в ногу со временем, и, несмотря на все влияние, которое они имели на Коноэ, они по большей части не имели связи с самым важным источником политической власти, а именно: с японской армией.
Когда в 1942 году достоянием гласности стал тот факт, что, кроме Одзаки, еще две ведущие политические фигуры из круга приближенных Коноэ, собирательным образом которых стал «Клуб завтраков», арестованы, враги Коноэ возрадовались, а друзья опечалились. Сам сенатор Маккарти не смог бы добавить ничего нового к тем крайним взглядам, чтобы высказывались противниками Коноэ. По их мнению, Коноэ и его друзья — предатели, подкупленные либералами, если не иностранными агентами. А самое резкое мнение, в его крайней форме, было таково, что дело Зорге сфабриковано армией с целью обеспечить падение кабинета Коноэ и навсегда дискредитировать самого принца.