Дело Рихарда Зорге
Шрифт:
Лисснер отказался впредь ставить японцев в известность о своей работе в обмен на снабжение его разведывательным материалом ввиду странного отношения к нему японских властей. Этот агент — единственный источник для службы внешней разведки, снабжающий ее обширными отчетами о районе азиатской части России и приграничном районе Россия — Маньчжурия. Полученные отчеты, особенно один из них, поступивший совсем недавно, необычайно компетентны и исчерпывающи и являются нашей единственной информацией разведывательного характера о запасах, новых формированиях и т. д. и особенно о советских военно-воздушных силах в Сибири. Предложение Японии об обмене
Министр обороны дал указание военному атташе адмиралу Веннекеру решительно вмешаться и решить вопрос с японскими военными властями в пользу Лисснера по вышеперечисленным вопросам, подчеркнув, что, по его мнению, для Японии было бы вполне приемлемо, если представителем разведывательной службы против Советской России будет немец, а не японец.
В создавшихся обстоятельствах японцам можно лишь предложить полный доступ к разведывательному материалу, добываемому Лисснером по России, при условии, что он сможет беспрепятственно продолжать свою деятельность. Поскольку Лисснер не отправлял своих отчетов через Токио, японцы не могут оценить их значимость.
Я был бы вам особенно благодарен, если бы посол (Стамер) также отметил особую военную важность продолжения деятельности этого источника информации для МИДа, а также поддержал вмешательство военных атташе в этот вопрос».
Расследование Мейзингера по этому делу обострило и без того хрупкие отношения между германским посланником в Чунцине доктором Вагнером и немецким посольством в Токио. Главным моментом во всех этих маневрах был ошеломляющий эффект, который произвело в Токио неожиданное вмешательство Лисснера в дело Зорге в прошлом году.
Негодующее опровержение Вагнером клеветы против Лисснера напомнило поведение Отта по отношению к Зорге. 3 июня Вагнер, находившийся с визитом в Токио, чтобы встретиться с коллегой Стамером по делу Лисснера, телеграфировал в МИД: «Обвинения против Лисснера в огромной степени совпадают с бессмысленными слухами, циркулирующими в Харбине». Совершенно не соответствует истине, что Лисснер получал какие-либо деньги от дипломатической миссии. Не было конкретных данных и о том, что он работал на русских, а что касается его тесных связей с дипломатической миссией, к нему относились как к «заслуженному журналисту» — он производил нормальное впечатление, а кроме того, существовали точные инструкции из Берлина, что не следует препятствовать его деятельности.
Однако посол Стамер как высший дипломатический представитель на Дальнем Востоке уже вызвал Лисснера в Токио и предупредил Вагнера, что по прибытии Лисснера арестуют.
3 июня Стамер телеграфировал в Берлин:
«Якобы «бессмысленные слухи», по моему мнению, на самом деле не что иное, как неофициальное предупреждение японской военной полиции германскому консульству в Харбине. Согласно материалу, имеющемуся у нас на руках, полиция осведомлена обо всех контактах Лисснера с русскими».
Похоже, что консул германской дипломатической миссии в Чунцине посоветовал Лисснеру не подчиняться вызову в Токио. И потому японская военная полиция, по словам Стамера, вынуждена была произвести «сенсационный арест» Лисснера. «Ход этого дела осложнялся тем, что начался суд над Зорге и вновь обострил ситуацию в целом».
Вагнер самоотверженно защищал свою дипломатическую миссию и косвенно позицию Лисснера даже на фоне мягких контратак на его неугомонных коллег в Токио. В телеграмме
5 июня 1943 года Лисснер был арестован Кемпетай и доставлен в Токио, и у Стамера появилась возможность предложить Берлину поставить в будущем дипломатическую миссию в Чунцине под контроль посольства в Токио. «Японцы проводят некорректное сравнение с делом Зорге, поскольку считают, что Лисснер тоже шпионил в пользу Советского Союза и, как Зорге в Токио, поддерживал в Чунцине особо тесные связи с официальными германскими представителями».
После ареста Лисснера Вернер Кром, ведущий германский журналист в Токио, вместе со своим секретарем Урсулой Шварц и помощником-японцем, были также взяты под стражу. Мейзингер докладывал: «Ожидаются дальнейшие аресты среди немцев «и иностранцев».
5 июня он отправил германским службам безопасности следующий описок арестованных в Японии по обвинению в шпионаже в пользу Советского Союза, оставив его без комментариев:
1. Рихард Зорге
2. Макс Клаузен
3. Карл Раймунд Хофмейер
4. Д-р Ивар Лисснер
5. Д-р Герман Грауэрт
6. Вальдемар Бартельс
7. Вилли Фостер
8. Стефания Касарова
Первые четыре имени не требуют комментариев. А остальные стали объектом политической проверки в гестапо в Берлине, а их дела Мейзингер предложил вниманию японской полиции.
Д-р Герман Грауэрт был арестован в мае 1942 года по подозрению в шпионской деятельности. Мейзингер докладывал в шифровке своему начальству, что в течение нескольких недель почти наверняка можно ожидать его осуждения. Грауэрт родился в Японии и одно время работал в германском консульстве в Йокохаме. Полицейское расследование, проведенное в Германии, показало, что против него выдвигались обвинения в незаконном вывозе валюты и что его едва не лишили немецкого гражданства. На его дело, которое, как и все остальные, предположительно основывалось на шпионаже в пользу Советского Союза, было пролито чуть больше света.
Арест Вальдемара Бартельса был куда более неприятным для немцев. В июле 1942 года Мейзингер послал в Берлин список более двадцати немцев, живущих в Японии, большинство из которых были журналистами, для политической проверки в архивах гестапо «в связи с делами Зорге и Хофмейера». За двумя исключениями все они были оправданы, включая и Бартельса [139] . Однако к концу года Бартельса арестовали, и Мейзингер доложил, что тот близко общался с Максом Клаузеном. Против Бартельса было выдвинуто обвинение, что он сообщал о движении немецких кораблей в Йокохаме, и на допросах в японской полиции он признался, что работал на русских.
139
Следующий список немцев, живущих в Японии, Мейзингер послал в Берлин в августе 1942 года Результат был тот же.