Дело с ящеркой
Шрифт:
Стайлз поймал Дерека за локоть сразу на входе и потянул в сторону.
— Мне нужно вернуться домой, — громко зашептал он. — Отец…
Дерек кивнул, не нуждаясь в дальнейших объяснениях. Вряд ли шериф в курсе, что его сын был на рейве, об этом Стайлз наверняка позаботился, и если, вернувшись домой среди ночи, он не обнаружит там Стайлза, то проблем не оберешься.
— Я позвоню, если что-то узнаю, — напоследок пообещал Стайлз, сжал локоть Дерека чуть сильнее и сгинул в ночь. Вскоре взревел мотор развалюхи, которую Стайлз из принципа именовал автомобилем.
Дерек вздохнул, развернулся,
— Скотт, на пару слов, — бросил он, проходя мимо, направляясь в один из вагонов — не потому, что там можно поговорить наедине, какое там наедине, когда любой из стаи способен услышать, как булавка падает на пол, — но чтобы дать Скотту иллюзорное ощущение приватности. Разумом тот по-прежнему человек, а значит, так будет говорить свободнее… И скажет куда больше.
— Мы не можем спасти Джексона… — не успел Скотт переступить ободранный порог вагона, как его уже прорвало.
Дерек устало опустился на изрезанное дерматиновое сидение. Что ж, теперь и до Скотта, наконец, дошла утопичность этой идеи. Нет, сам Дерек тоже всем сердцем хотел бы, чтобы Джексона можно было спасти. Но нельзя спасти всех. Это просто реальность, надо с ней смириться и действовать в ее рамках.
Хотя в данном случае реальность была невероятной сукой.
— И не можем убить, — сказал Дерек, потому что это правда. И это убивало. Сила, которой они не в состоянии противостоять. Сила, которой, возможно, никто не в состоянии противостоять. — Он будто становится сильнее с каждым полнолунием.
И всякое желание поучать зарвавшегося, не выполнившего наказ мальчишку испарилось. Это бессмысленно. Все равно что ругать щенка за то, что он не грыз крепление атомной бомбы вместе со всеми. Какая разница-то?
Скотт остановился в нескольких шагах от Дерека.
— Может… ну его? — неуверенно предложил он. — Пусть с канимой занимаются Ардженты.
Идея была заманчивой, чего греха таить. Если уж Ардженты выставляют себя такими крутыми охотниками, пусть хоть раз в жизни исполнят свои обязанности ко всеобщему благу. Вот только… то, что Дерек сказал этой ночью Сэму, теперь, по прошествии времени, перестало казаться такой уж пустой болтовней. Дерек не был уверен насчет Криса, но что дедуля Джерард мутит воду — в том сомнений не было. Разумеется, Скотту об этом знать не стоит, иначе… хрен его знает, что иначе. Например, он потеряет якорь, что будет особенно кстати накануне очередного полнолуния. Поэтому стоило сказать правду. Одну из.
— Нет. — Дерек поднял взгляд. — Я обратил Джексона, значит, я за него отвечаю. За него и все, что он делает. Это все из-за меня.
Скотт немедленно принялся его разубеждать, приводя в пример какие-то тексты из «Бестиария», но Дерек молчал. В голове эхом повторялись его собственные слова. С самого начала это отравляло его и направляло все мысли, все чувства и поступки: все из-за него.
— Чушь, — проговорил он, тихо, но веско. — Сказки.
— А на что мне полагаться? — вдруг так же тихо спросил Скотт. — Ты мне никогда ничего не рассказываешь. Все время что-то скрываешь. Что я должен думать? Что делать?
Дереку безумно хотелось напомнить, что Скотт согласился вступить в стаю всего пару дней назад, а до этого только и делал, что плевал на его советы, делал все назло и путался с дочерью охотника. И все это никак не располагало к доверию и правде. Но Дерек уже перегорел, и устраивать сцену из-за этого… пусть себе Скотт думает, что хочет.
— Иди домой, Скотт, — он прижался ноющим виском к прохладной стальной перекладине. — Иди домой.
Скотт свирепо зыркнул на него, но послушался, нырнул в зазубренную дыру бывшего окна и исчез в полумраке депо. Минуту спустя до Дерека донесся звук чуть отодвинутых и захлопнутых ворот.
В дверной проем сунул голову Айзек, внимательно посмотрел на Дерека и снова убрался. Тот невольно улыбнулся — проверяют. Все-таки хорошие они, правильные. Да, и он за них отвечает.
Так что Дерек встал, загнал все лишние в данный момент мысли куда подальше и вышел к стае, чтобы успокоить и отпустить по домам, велев явиться завтра вечером и обязательно либо отпроситься у родичей, либо свинтить незаметно.
Потому что завтра было полнолуние. Червивое, как называла его мать.
— И что это такое? — спросила Эрика, настороженно разглядывая знак, изображенный на крышке стоящего на пыльном полу сундука.
— Трискелион, — ответил вместо Дерека Бойд, — символ триединства.
Дерек присел и отщелкнул замки, откинул крышку.
— Это не просто символ триединства, — ответил он, вытаскивая звенящее содержимое. — Он означает, что три ступени нашей иерархии, три состояния: альфа, бета и омега — едины. И могут переходить одно в другое.
— Как это произошло со Скоттом и Мэдисон? — не унималась Эрика.
— Именно. — Дерек выпрямился и протянул ей цепи. — То, что все вы теперь беты, не значит, что это навсегда. Все может измениться… со временем.
— Кстати, а почему их обоих тут нет? — Айзек взял свою порцию цепей. — Разве на них полнолуние не подействует, как на нас?
Дерек покачал головой:
— Подействует. Но они сохранят контроль над собой. Над силой, над яростью. Им повезло быстро найти за что зацепиться. Все мы уязвимы перед луной, все без исключения. И я в том числе. Главное — научиться справляться, после этого многое станет проще.
Волчата благоразумно не стали спрашивать, что за якоря удерживают Скотта или Мэдисон. Впрочем, насчет последней Дерек и сам не был уверен, лишь предполагал, что все дело в ее человечности — вернее, в том, что Мэдисон до смерти боится снова перестать… быть человеком. Не в общем смысле, но в своих собственных глазах. Дерек не питал на ее счет иллюзий и понимал, что она в стае лишь потому, что не хочет превратиться в омегу. Забавно, что Скотт вроде бы хотел того же, но ему, в отличие от Мэдисон, Дерек не сочувствовал. Возможно, все дело было в их поведении. Или просто в них самих.