Дело Уичерли

Макдональд Росс

— В тот уик-энд, — начала она, накручивая одну из косичек себе на палец, — Бобби куда-то уезжал. Куда — говорить отказался. Утром он позвонил мне с автобусной станции и попросил, чтобы я его встретила. Вид у моего бедного мальчика был краше... — Тут она опять взглянула на свою икону в траурной рамке и поправилась: — ...хуже некуда.

— И сколько же времени он отсутствовал?

— Всего одну ночь.

— И вы даже не поинтересовались, где он провел эту ночь?

— Ну конечно, интересовалась. Я неоднократно спрашивала его, был ли он с этой девицей, Фебой Уичерли, и он каждый

раз отвечал, что не был. — Тут она внезапно осознала весь ужас создавшегося положения и, заломив руки, охрипшим от волнения голосом продолжала: — Я всегда делала для него все, что было в моих силах. Думаете, просто воспитывать сына одной, без мужа? Что ж делать, если тебе лгут в глаза?

— Не лгать самой.

— У меня не было другого выхода. Он — мой единственный сын, и я пыталась защитить его. А впрочем, у вас нет никаких доказательств, что Бобби виновен в смерти Фебы. И я никогда в это не поверю: он не мог ей сделать ничего дурного, ведь он был к ней очень привязан, может даже чересчур.

Она запнулась. Сморщенное старушечье личико, кутается в халат, глаза бегают.

— А где Бобби сейчас, миссис Донкастер?

— Не знаю. А и знала бы, все равно бы не сказала.

— Странную вы избрали линию поведения. А еще считаетесь уважаемой женщиной.

Она опустила глаза на свое бесформенное тело.

— Бобби — это все, что у меня есть.

Да, мальчишке не позавидуешь.

Она медленно подняла глаза.

— Мне пришлось очень нелегко. Сколько я ломала себе голову, как быть для него и отцом и матерью одновременно. Я знаю, он ненавидит меня, он всегда меня ненавидел. Еще бы, мужчину может воспитать лишь мужчина. Но мне все-таки казалось, что живем мы неплохо. — На глаза у нее навернулись слезы, и она прикрыла лицо руками. — Что мне делать?

— Сказать всю правду. Где сейчас ваш сын?

— Не знаю. Клянусь. — Она покачала головой, и слезы побежали по ее впалым щекам.

— Если бы сейчас я мог с ним встретиться и поговорить, возможно, удалось бы пролить свет на случившееся.

Старуха оживилась:

— Значит, вы тоже не верите, что это его рук дело?

— Не хочу верить. Хуже всего то, что он от меня прячется.

— Бобби не прячется, ведь уехал он только вечером. Уходя, он сказал, что у него важное дело.

— Где?

— На этот вопрос он отвечать отказался, хотя в принципе это на него не похоже: от меня у него никогда не было секретов. Но в этот раз, когда я стала его расспрашивать, он молча вышел, сел в машину и уехал, даже не посмотрев в мою сторону.

— Какая у него машина?

— Все та же колымага, «форд» первой модели.

— Бобби был встревожен?

— Скорее, возбужден. Мне даже стало как-то не по себе.

— Почему, миссис Донкастер?

— Сказать по правде, последние месяцы у меня из-за него все время душа не на месте. А тут еще этот телефонный звонок: после него он забегал, заметался — точно кошка по раскаленной крыше. Даже ужинать не стал.

— Про телефонный звонок я слышу от вас впервые.

— Правда? Странно, что я вам ничего про него не рассказывала. Ведь из-за этого звонка он и уехал.

— Кто ему звонил?

— Он не сказал. Вообще

на эту тему говорить отказался.

— Звонили из Болдер-Бич или из другого города?

— Понятия не имею. Дело в том, что ему — то ли по ошибке, — то ли специально — позвонили не по моему телефону, а по телефону Долли Лэнг.

— Значит, трубку взяла Долли Лэнг?

— Именно. Когда Бобби уже уехал, я попыталась выяснить у нее, кто звонил, но эта лиса сделала вид, что ничего не знает. — В глазах старухи вспыхнул злобный огонек, слезы высохли — все душевные раны мгновенно затянулись. — Может, вам она скажет правду. Вы ведь мужчина.

По внешней лестнице я поднялся на второй этаж. Мысли лезли в голову такие же расплывчатые, как моя собственная тень на стене здания в этот ранний час. У Долли еще горел свет. Вероятно, она слышала мои шаги по коридору, ибо не успел я постучать, как она с готовностью высунула за дверь свою птичью голову.

Но ее ожидало разочарование.

— А, это вы...

— А вы кого ждали?

— Никого, — с напускным легкомыслием ответила Долли. — В такое время суток я обычно гостей не жду.

Те же свитер и джинсы. Бледная, грязная — такое впечатление, что за то время, что мы не виделись, она ни разу не помылась и не причесалась.

— Простите, мисс Лэнг, что пришел в столь поздний час, но, к сожалению, время выбирать не приходится. Впрочем, вы, я вижу, еще не ложились.

— Я на Великий пост никогда не сплю. Пост, правда, еще не наступил, но я уже к нему готовлюсь.

Девушка была явно возбуждена и говорила без умолку. Глаза — как блюдца. В комнате, у нее за спиной, что-то отчетливо и громко пробормотал спросонья женский голос.

Долли тихонько прикрыла за собой дверь и вышла в коридор.

— Соседка но комнате спит, — пояснила она. — Ей что пост, что не пост... Ну-с, чем порадуете? — с вызовом спросила девушка. За это время она стала как-то старше, агрессивнее и в то же время менее уверенной в себе.

— А вы меня чем порадуете, Долли?

— Нечем вроде бы. Можем, если хотите, о погоде поговорить.

И она, наподобие механической птицы, стала водить головой во все стороны. На городок с океана надвигалась пелена предутреннего тумана. Казалось, вместе с улицей, домами в нем растворяется и сама ночь.

— Какой сильный туман, — проговорила она.

— Да, и пора бы его развеять.

— Хорошо бы. Ненавижу туман. Почему-то он ассоциируется у меня с завернутыми в саван покойниками. — К горлу подкатил комок, она вздрогнула. — Не обращайте внимания, это я кофе перепила. Чтоб не заснуть.

— Мы не могли бы пойти куда-нибудь поговорить?

— Не хочу никуда ходить, — заявила Долли плаксивым, как у маленькой капризной девочки, голоском. — Можно поговорить и здесь, если надо.

— Надо, и даже очень. Сегодня вечером Бобби Донкастеру звонили по вашему телефону.

— По моему телефону?

— Только не прикидывайтесь дурочкой, Долли. Для него этот телефонный звонок — вопрос жизни и смерти.

Ее серое взволнованное личико ткнулось мне в плечо.

— Странно, мне он сказал то же самое. Я пообещала ему никому об этом звонке не рассказывать.