Дело времени
Шрифт:
— Бонни, нет! — взвыли хором Шини, Аквист и Фадан.
— Третья — в том, что он вообще считал дерево в чем-то виноватым, — закончила Бонни. — Потому что только идиот может сначала неправильно посадить дерево, а потом это дерево в чем-то обвинять!
— Аквист, беги к Бакли, скажи, чтобы заводил машину, — приказал Фадан. — Вы монастырь посмотрели?
— Угу, — кивнул Аквист. — Те же бойницы, тот же сплав.
— Всё, бегом.
— А бегом зачем?
— Потому что нас сейчас будут бить!!!
Фадан с высоты своего роста видел: к толпе женщин приближаются греваны в монастырской одежде.
— …На самом деле суть притчи о квелой древнице в том, что древница символизирует собой не женщину вовсе, а любого разумного, — неслась дальше Бонни. — Разумный этот, будь то мужчина, гермо или женщина, чужою волею оказавшийся в неподходящем для него месте, на неподходящей для него работе, учебе и прочем, будет бесплоден, как та древница, и скоро станет квелым, зачахнет. Плох тот садовник, что посадит древницу к рибиру. Плох и глуп. Потому что подобное должно приходить к подобному, и тогда оно будет плодотворно и полезно. Если же подобное подсаживать не к подобному, оно будет чахнуть и пропадать. Еще эта притча символизирует собой учителя, ученика и ученье. Учитель обязан рассмотреть в ученике его начальную природу и дать ему путь среди подобных, а не среди тех, к кому учитель подсадит ученика насильно. И учение должно быть развитием тех качеств, которые заложены в ученике. Триединый увидел перед собой не просто садовника, но увидел дурака-учителя, который сначала посадил древницу в негодное для неё место, а потом сам же на неё и обозлился, обвинив её в том, что сделал для неё своими руками. И ошибку свою дурак-учитель решил исправить, убив своего ученика!
Женщины молчали. Потом одна из них решилась.
— Где же это ты взяла такое, доченька? — с ужасом спросила она. — Все же знают, как эта притча толкуется! Если женщина три года не рожает, то…
— Она толкуется несправедливо и отвратительно, — возразила Бонни. — Вот если бы вы не могли иметь детей, вы бы согласились, чтобы так поступили с вами, а?
— Я не такая! — взвизгнула женщина в ответ. — У меня трое!
— И чего? — Бонни склонила головку к плечу. — Я и не говорила, что вы — такая. Я сказала — если бы вы были такая. Вы меня слышите? Если бы про вас Триединый изменил свой замысел, и у вас детей бы не было? Не дал бы? Что, ушли бы от мужей, да? Пошли бы поля копать доброй волей? Что вы всё на женщин-то переводите?! Притча-то совсем даже не про них!
— Книгу скажи! Где ереси этой набралась!!! Скажи книгу! Требуем!!! — раздались голоса со всех сторон. — А ну говори!
И вот тут до Бонни, кажется, дошло, что она попалась. Потому что не сказать книгу греван не имеет права.
— «Сказ о деяниях Лердуса Великого в царстве Остроухова Злыдня», — ответила она.
— Кощунница!!! — заорал кто-то из монастырских греванов. — Злыдня нам тут читает!!! Не верьте ей! Её голосом нам Злыдень говорил!!!
Ответом ему стал многоголосый вопль толпы.
— Фадан, хватай её подмышку, и дёру! — крикнул Шеф. — Скорее!..
Раздумывать Фадан не стал, и правильно сделал. Одним прыжком он оказался рядом с пеньком, на котором стояла Бонни, сгреб её в охапку и рванул сквозь не успевшую опомниться толпу. Следом за ним бежал Шини, который вовсю отпихивал разъяренных женщин, норовивших вцепиться Бонни в
Проскочив через женщин, Фадан оказался лицом к лицу с греванами, которые, судя по всему, были настроены агрессивно. На секунду он растерялся, но голос невидимого Шефа тут же произнес:
— Смелее и наглее! Рявкни на них и бегом! Они не решатся, им драться запрещено!
— А ну с дороги! — заорал Фадан что есть силы. — Урою!!!
— Неплохо, — одобрил Шеф. — Бегом, я сказал! Быстро!
Фадан припустил к площади, на которой стояла их машина. Припустил от всей души — но уже через три минуты бега у него закололо с непривычки в боку.
— Фадан, отпусти меня, — полупридушенно пискнула Бонни. — Мне так больно…
— Дура! — рявкнул Фадан, опуская её на землю. — Дура глупая! Зачем?!
— Я думала, они поймут, — Бонни всхлипнула. — Мне показалось, что…
— Что Лердус всё написал правильно, — Шеф возник перед ними, но на этот раз его фигура была полупрозрачной и почти невидимой. — Сейчас — они не поймут, малышка. Сейчас эта притча для них — закон, определяющий их превосходство над теми, кто, с их точки зрения, ущербен. Поняла? А теперь — давайте к машине, живо. Чем быстрее мы отсюда уберемся, тем лучше. Хорошо, что эти тётки толстые и бегать почти не могут.
— А те греваны? — спросил подоспевший Шини.
— Они нам не страшны, но к монастырям нам в таком виде лучше не приближаться, — констатировал Шеф. — Я потом объясню, что делать. Поехали.
Бонни почти час не могла успокоиться, и успокаивали её в результате всем коллективом. Особенно, конечно, старались Шини с Аквистом. В ход пошло всё: и одобрение, и конфетки, и клятвенное обещание Аквиста разрешить побить себя прутиком (фантазия Бонни за эти дни шагнула уже дальше подзабытой хлопалки, которая к тому же осталась дома), и обещание Шини покатать на мотике, и клятвенное заверение в том, что машинку они купят сегодня же, и покупать будут втроем… Фадан в утешении тоже принял участие, но уже под руководством Шефа, и вот что Шеф сказал в итоге.
— Бонни, деточка, понятно, что ты узнала что-то новое и правильное, и ощутила, что так — лучше и вернее. Ты права, так действительно вернее, но они, эти женщины, эти греваны — они не в состоянии тебя понять. И очень давно не в состоянии. Потому-то они и казнили гермо Лердуса, и довели до смерти его самого. Понимаешь ли, твоё знание и понимание им неудобно.
— Но почему? — возмущенно спросила Шефа Бонни. Тот пожал плечами.
— Да потому, что им в руки дан закон, согласно которому они могут обвинять, понимаешь? — ответил он. — Он нелогичен, он глуп, но он дает им право быть правыми.
— Это точно, — согласился Фадан. — Как университетское начальство. Оно бывает порой несносно глупым, но оно — закон. И спорить с ним бесполезно.
— К тому же, закон этот позволяет не думать, — продолжил Шеф. — Обратила внимание, что в книге Остроухий всё время заставляет Лердуса думать? Он не толкует слепо, он не притягивает за уши факты, он направляет и подсказывает. Он говорит — думай, спрашивай, мысли. Не принимай всё как факт, как данность, интерпретируй. Работай мозгами. И поэтому каждая притча трактуется совсем иначе, не так, как принято.