Дело времени
Шрифт:
— Верю, — тут же парировал Шеф. — Только я верю в настоящего Бога.
— Да как программа может во что-то верить? — хмыкнул Шини.
— А кто, по-твоему, создал программу? — резонно спросил Шеф. — Ты можешь ответить, что разумные, да. Но ведь кто-то создал разумных. Всех разумных, сколько бы их ни было. Все разумные — часть Бога. Поэтому программа тоже будет частью Бога. Элементом его замысла, если угодно.
— Триединый не создавал ворчливые программы, — заметил Аквист.
— Он вообще ничего не создавал, — тут же возразил Шеф. — Потому что
— А кто он тогда?
— Он клон, демиург, паразитная сущность, деструктурирующий элемент, — принялся перечислять Шеф. — Как только некий божок начинает присваивать себе чужие заслуги, в частности — акт создания, его тут же надо гнать поганой метлой побыстрее и подальше.
— Ты говоришь примерно то же, что в этой книжке, — заметила Бонни, — только другими словами.
— И это лишний раз доказывает, что в вашем мире были разумные, которые дружили с головой, типа этого несчастного Лердуса Великого. Дружили, за что и поплатились… этой самой головой, — Шеф вздохнул. — Ладно, тьма дремучая. На тему бога мы еще поговорим. Но учтите, я буду его ругать, этого вашего бога. За ложь и дезинформацию, в частности.
— Между прочим, Лердус в Триединого верил, — твердо сказала Бонни. — И еще как верил!
— А ты уверена в том, что тот Триединый, в которого верил Лердус, и тот Триединый, в которого веришь ты — это одно и то же? — хитро спросил Шеф.
Бонни ничего не ответила. Но книгу открыла снова и принялась читать. Видимо, слова Шефа её всё-таки задели.
Бонни не ошиблась. Гостиница и впрямь была замечательная. Большая, светлая. В коридорах и спальнях — чистота, а из кухни доносится манящий запах свежей еды. Постной, конечно, никакого мяса (паломники ведь, им и не положено), но явно вкусной…
Да и вообще, для паломников создавались все условия — простым туристам было куда сложнее. Фадан впервые задумался о том, что Шеф, кажется, и впрямь был прав, когда ругал огромные налоги, которые они все платили. Ведь действительно, на что идут эти деньги? Неужели на это всё?.. И почему он не думал про это раньше? Ведь это шикарное четырехэтажное теплое здание, этот большой подземный гараж, в который легко встали все машины их немаленькой колонны, эта еда — это всё кто-то оплачивает! Кто-то? Да не «кто-то», а он сам, Фадан!!! Он, который религию хоть и уважал, но относился к ней с прохладцей, и никуда не ездил никогда… Да и никто из его знакомых не ездил тоже… И, наверное, еще кто-то не ездит… может, и многие… а платят все… но…
— Шеф, это сколько же денег остается от налогов-то? — шепотом спросил он. — Даже если это всё оплачивать, то всё равно будет слишком много лишних денег!
— Дошло наконец-то? — съязвил Шеф. — Думай дальше, Фадан. И сделай соответствующее лицо.
— Какое?
— Благочестивое и достойное. А то сейчас у тебя рожа, словно ты кислятину какую-то попробовал.
— Я и попробовал, — Фадан поморщился. — Но почему я раньше не понял этого?
— Потому что тебя не учили понимать. И никого не учили. Присмотрись
И Фадан начал присматриваться, благо, что паломников вокруг было в преизбытке. А присмотревшись, понял, о чем говорил Шеф.
Он, Фадан, до этого путешествия прожил большую часть своей жизни в маленьком замкнутом мирке университета, и, признаться, не очень сильно задумывался о том, что происходит в большом мире вокруг него. Его такая ситуация устраивала, потому что он находился в своей зоне комфорта, которую менять не хотел и не собирался. Ну, разве что Шини с Аквистом появились пять лет назад, а так…
Теперь же Фадан чувствовал, что с него словно содрали наживую кожу — и, благодаря словам Шефа, он начал переосмысливать то, что видел. И как только стало приходить понимание, он ощутил, что ему становится жутко.
Большая часть паломников, которые сейчас вытаскивали из машин свои пожитки, была безграмотной — для таких на стенах гостиницы имелись в количестве указатели-пиктограммы. Фигурка под душем — указатель, где душ. Тарелка с вилкой — указатель столовой. Три лиловые полоски — указатель, где молельный зал. Кроватка с подушкой — спальня. Схематичный телефон — переговорная комната, из которой за небольшую плату можно позвонить домой.
Для грамотных, впрочем, тоже были таблички — например, при гостинице имелась комнатка с компами, и даже была возможность выложить в сеть фотки с паломничества, причем бесплатно. Впрочем, для неграмотных тоже была комната, в которой фотки печатались и тут же вклеивались в красивый лиловый памятный альбом. Таким альбомом потом можно хвастаться друзьям и родственникам. Вон, де, поглядите, как здорово я в паломничество съездил…
— Шеф, — беззвучным шепотом позвал Фадан, — слушай…
— Ну? — отозвался Шеф у Фадана в голове.
— У нас в универе нет табличек с картинками.
— Правильно, там же грамотные все.
— А в гостинице, из которой мы уехали…
— Она не паломническая и дорогая, если ты помнишь, — принялся объяснять Шеф. — И она для грамотных, конечно. Там даже комп был, пусть и простенький. И возможность выйти в сеть. Сообразил?
— Чего сообразил?
— Тридцать процентов населения — это примерно такие, как ты. Или даже не тридцать, меньше. Остальные — такие, как эти. Вот и думай, кому на самом деле принадлежит твой мир. Ах, Фадан, Фадан… ладно. Иди, занимай место, а то придется спать в машине.
— Вот, значит, как, — Фэб отложил блокнот. — Любопытно…
— Что именно тебе любопытно? — спросил Ит. Он рассеянно наблюдал за детьми, которые с чем-то возились у воды — видимо, решили построить очередной замок из камушков.
— Твой подход, — усмехнулся Фэб. — Несколько штрихов, и ты рисуешь картинку, которая является сборной солянкой из десятков миров, в которых ты побывал. Причем взял ты именно отрицательные черты.