Демократическая прогрессивная партия Тайваня и поставторитарная модернизация

Цзя-вэй Чэнь

В политическом плане приверженность Гоминьдана ценностям демократии как одному из «трех народных принципов» Сунь Ятсена объективно работала против монопольного господства этой партии и фактически лишала законности авторитарный режим, делала его как бы исключением из правила, следствием чрезвычайного положения, по определению временного. По крайней мере, формально Гоминьдан оставался верен принципу «конституционной законности». Когда в 1960 г. закончились два президентских срока, отведенных Чан Кайши конституцией страны, он ввел «временные установления», продлевавшие его полномочия на период «коммунистического мятежа», но не стал менять конституцию. Ситуация в Южной Корее была во многом сходной с тайваньской, причем конфуцианские моральные нормы оказывали там, пожалуй, еще большее воздействие на политическую жизнь.

Если же говорить о развитии демократических свобод в эпоху Гоминьдана, то следует заметить, что проводившиеся режимом репрессии касались лишь небольших групп переселенцев с материка, которых могли подозревать в сочувствии к коммунистам, и представителей местной интеллигенции, которых власти обвиняли в провоцировании сепаратистских настроений.

К 70-м гг. XX в. эти репрессии практически прекратились. Более того, даже в 1950-х гг. могли существовать легальные периодические издания, которые критиковали правительство Чан Кайши за авторитарные методы управления. Лозунги демократической оппозиции были хорошо известны широким слоям общества и, главное, допускались властями уже потому, что соответствовали принципам конституции Китайской Республики. Один показательный пример относится к 1956 г. Тогда в ответ на призыв Чан Кайши высказывать предложения о развитии острова журнал «Цхыю чжунго» («Свободный Китай») опубликовал программу либерализации общественной жизни из 16 пунктов. Эта программа подверглась ожесточенной критике в официальной печати, но никто из редакции журнала не пострадал. Тогда же Мао Цзэдун выступил со своим знаменитым призывом «Пусть расцветают сто цветов» – призывом, который тоже привел к многочисленным выступлениям в поддержку демократических свобод, – но в итоге 400–500 тыс. человек подверглись жестоким гонениям вплоть до тюремного заключения и отправки в исправительно-трудовые лагеря.

В дальнейшем и в Южной Корее, и на Тайване модернизация была результатом комбинации, чаще всего спонтанной, объективных и субъективных факторов. С одной стороны, к середине 1980-х гг. в обеих странах сложился многочисленный средний класс, составлявший до двух третей взрослого населения, а на Тайване прежние различия между этническими группами потеряли свою остроту. С другой стороны, руководящие органы Гоминьдана пополнились молодыми политиками тайваньского происхождения, которые были настроены на демократические реформы. Уже к 1983 г. более 70 % членов Гоминьдана были уроженцами Тайваня [44] . Особо следует отметить повышенное внимание гоминьдановского правительства к системе образования, что явилось одним из следствий преданности правящих верхов страны конфуцианской традиции. В годы правления Гоминьдана расходы на образование уступали только расходам на оборону и в целом выросли с 9 % в 1950 г. до 19 % бюджета в 1994 г. [45]

44

Ping-lung Jiang, Wen-cheng Wu. Op. cit. P. 81.

45

The Republic of China Yearbook. 1994. Taipei: Kwang Hwa, 1995. P. 336.

В конце 1970-х гг. на Тайване сложилось широкое оппозиционное движение «внепартийных» общественных деятелей. Представители движения могли принимать участие в выборах на разных уровнях, многие из них одерживали победы и становились членами законодательных юаней. Уже в 1977 г. «внепартийные» кандидаты имели 21 место из 77 в представительном органе провинции Тайвань. В таких условиях Гоминьдан поневоле был вынужден соблюдать демократические процедуры и даже с готовностью шел на демократические преобразования. Эту тенденцию не могли переломить гонения на отдельных активистов, которые приводили порой к эмиграции оппозиционеров и даже к актам самосожжения в знак протеста против полицейских репрессий. Впрочем, самоубийства оппозиционных активистов только ускоряли процесс демократизации. Этому же способствовала усиливавшаяся изоляция Китайской Республики на мировой арене и взятый властями КНР курс на радикальные экономические реформы, которые заметно улучшили имидж континентального Китая в глазах мира. В таких условиях движение в сторону демократии было едва ли не единственным способом для Тайваня сохранить благосклонность и уважение международного сообщества.

Переломный момент наступил в 1986 г., когда сын и наследник Чан Кайши – Цзян Цзинго, – занимавший тогда пост президента Китайской Республики, отменил закон о чрезвычайном положении, что означало восстановление основных демократических свобод. Примечательно, что это решение последовало почти сразу после незаконного создания оппозиционной Демократической прогрессивной партии. Это был прежде всего личный выбор Цзян Цзинго, понимавшего бесперспективность дальнейшего сохранения диктатуры Гоминьдана. Вместе с тем решение Цзян Цзинго избавило Тайвань от назревавшей конфронтации между оппозицией и правительством и открыло путь мирной демократизации тайваньского общества. В этом смысле представляется важным замечание О. Г. Харитоновой по поводу мнения тайваньского эксперта Миньсинь Пэя, что в Китае происходит «ползучая демократизация». Исследовательница подчеркивает, что источник такой «ползучей демократизации» находится в изменениях, которым подвергаются политические институты, и отсюда делает заключение, что «в авторитарных режимах политическая институализация опережает демократизацию» [46] . По точно такому же алгоритму происходила и трансформация Тайваня из авторитарного в поставторитарное состояние.

46

Харитонова О. Г. Траектории режимных изменений и пределы демократизации. С. 176–177.

Период после 1986 г., особенно начиная с 1990-х гг., можно считать новой – как раз поставторитарной – фазой модернизации Тайваня. Она характеризуется устранением всех институциональных и юридических обломков авторитарного режима Гоминьдана, созданием многопартийной

системы и системы выборов, соответствующих стандартам современной демократии, полной либерализацией экономики и перемещения граждан, постепенным отделением предпринимательства от государственной администрации, значительным усилением роли СМИ в деле общественного контроля над властью, введением законов, охраняющих права женщин и этнических меньшинств, и другими демократическими преобразованиями. Остались лишь некоторые особенности, которые, собственно, и увязывают сегодняшний этап модернизации на Тайване с этапом авторитарным, хотя и с приставкой «пост», о чем будет подробнее сказано далее.

Тайвань в настоящее время превратился в крупнейшего инвестора для континентального Китая и стран Юго-Восточной Азии, что дало свежий импульс модернизационным процессам в тайваньском обществе. Тайваньская экономика заняла важное место на глобальном рынке: Тайвань стал одним из мировых лидеров в области электроники, биотехнологий, производства светодиодов и проч. В итоге Тайвань вместе с Японией, Южной Кореей и Сингапуром вошел в число наиболее развитых стран мира, хотя его будущее на фоне экономических достижений и быстрого роста военной мощи континентального Китая не выглядит безоблачным.

Попробуем теперь сопоставить опыт модернизации Тайваня и Южной Кореи с процессом успешной модернизации тех стран мегарегиона, где политический строй характеризуется явным креном в сторону авторитарных методов управления, – с Сингапуром и КНР. Конечно, по своим геополитическим характеристикам, да и историческому опыту эти страны представляют собой полярные противоположности, так что призыв нынешнего китайского руководства «учиться у Сингапура» можно считать просто пропагандистским приемом. Но одно важное и притом редко замечаемое сходство между этими государствами все же имеется: и огромный Китай, и крошечный Сингапур являются многонациональными странами, причем Сингапур в прошлом становился ареной массовых столкновений на этнической почве. В этом смысле Сингапур можно назвать миниатюрной империей.

Кроме того, необходимо учитывать неоднозначность самого понятия авторитаризм. Некоторые исследователи обоснованно предлагают различать авторитаризм «консервативный», или «традиционалистский», стремящийся законсервировать отсталые формы хозяйства и общественной жизни, и авторитаризм модернизационный, который ставит своей целью экономическое и социальное развитие страны [47] . Еще один важный фактор – взаимодействие власти с обществом, способность модернизирующей силы опереться на социальные группы, которые могли бы стать движущей силой модернизации и придать ей необратимый характер. При этом авторитарная власть, требующая крупных капиталовложений в экономику и налагающая строгую дисциплину на своих граждан вплоть до почти запретительного налога на импорт предметов роскоши (порядок, до сих пор сохраняющийся на Тайване), должна опираться на широкий общественный консенсус. Многое зависит и от того, насколько страна чувствует себя защищенной и способна открыться не только иностранным инвестициям, но и иностранным идеологическим и культурным веяниям. Например, модернизация на Тайване едва ли была бы столь успешной, если бы переход к ее зрелой фазе в середине 80-х гг. XX в. не совпал с резким падением напряженности в отношениях с континентальным Китаем, что убедило тайваньских предпринимателей в возможности вкладывать капиталы в китайскую экономику. Справедливости ради надо сказать, что тайваньское правительство не одобряло эту тенденцию, но уже было неспособно остановить ее. Аналогичным образом полномасштабная модернизация Южной Кореи стала возможной лишь после того, как в южнокорейском обществе были изжиты страхи перед вторжением с севера, а обозначившееся в последнее время усиление напряженности по обе стороны от 38-й параллели никак не повлияло на ту модель, в соответствии с которой развивается Южная Корея.

47

Krasilschikov V. Op. cit. P. 170–172.

Что же касается Китая, то важнейший факт, требующий самого тщательного осмысления, состоит в особого рода незавершенности его модернизации. Речь идет не просто о неравномерности и неоднородности развития страны в географическом, социальном и этническом отношениях. Незавершенность модернизационных процессов в Китае проявляется в определенной двойственности, неоднозначности сложившегося в современном Китае общественного строя. С одной стороны, в Китае создана жизнеспособная рыночная экономика, появился многочисленный средний класс, хорошо сознающий свою силу и интересы, допускается значительная степень хозяйственной автономии. С другой стороны, КПК сохраняет монополию на власть и идеологию в обществе, причем ее идеологический контроль в последние годы даже усиливается. Хотя китайские лидеры заявляют о своей приверженности демократии, они скептически относятся к либеральной демократии западного образца и понимают под демократией прежде всего идейное и культурное единство общества на основе идеологических принципов КПК. По примеру Тайваня они считают ближайшей целью развития страны достижение «малого процветания», но высшей целью для них остается наращивание «совокупной мощи государства». Соответственно, демократия в Китае осуществляется преимущественно в формах «консультаций» органов власти с широкими слоями общества. И надо признать, что правящие верхи КНР имеют эффективные каналы связи с общественным мнением и в большинстве случаев своевременно корректируют политический курс, чтобы избежать народного протеста. Эта особенность политической жизни Китая, характерная и для Сингапура, тоже является составной частью китайской политической традиции. Однако и китайская, и сингапурская модернизационные модели нельзя считать поставторитарными, поскольку базовые, фундаментальные принципы развития обоих государств не являются демократическими. В данном случае мы имеем дело с авторитарной модернизацией – разве что, может быть, в ее более мягкой форме.