Демократы
Шрифт:
Ландик почувствовал, что он олицетворяет Республику.
— Это — оскорбление республики, — возбужденно объяснял он Желке.
Она, смеясь, взяла его под руку.
— Ты хорошо ему сказал! А теперь пойдем в «Берлинку» {79} пить шоколад.
— Пойдем.
Букет разделили между дамами. Дали цветов и девочке — она расплакалась. Ландику тоже досталась гвоздика. Предложили было и Йожке Пихику, но он отказался:
— Мне этого мало!
Однако взял цветок, когда его уверили, что за туш заплатят.
79
«Берлинка» — фешенебельное
В «Берлинке» всех ждала сенсация.
В «А-Зете» {80} сообщалось, что индийскому королю была устроена торжественная встреча. От имени Словакии краткой, но вдохновенной речью его приветствовал государственный советник Ландик. Собравшиеся горожане восторженно аплодировали и кричали «ура». Дамы в национальных костюмах забросали индийского набоба и короля цветами. Растроганный король благодарил и приветствовал всю Словакию. В конце статьи было сказано, что наш популярный государственный советник Ландик заслужил медаль сиамских близнецов.
80
«А-Зет» — дешевый бульварный листок, издававшийся в Братиславе.
— Ох уж этот наш молодой редактор, — сказала Желка. — Вечно он торопится. Ну что ж, поздравляю тебя со званием государственного советника и с медалью.
— А речь?
— И с блестящей речью, произнесенной по-французски.
Таким образом доктор Ландик сразу же по прибытии в Братиславу попал в газеты.
Другие теряются в этом городе, как орех в мешке. В самом деле, что такое один орех? А Ландик не затерялся в мешке, он оказался сверху. Из газет он попал в секретариат краевого управления, где собирали газетные вырезки с сообщениями обо всех чрезвычайных происшествиях, а оттуда — и на глаза президенту. (Наряду с прочими бумагами пан президент читал и вырезки, которые для него наклеивались на отдельные листы.)
Имя Ландика привлекло внимание президента, и он спросил председателя президиума:
— Это тот самый Казанова, у которого была связь со служанкой?
— Да.
— Молодец. Способный малый.
— И усердный, охотно берется за любое дело: коллега Шкврнитый им не нахвалится.
— Тогда возьмите его в секретариат.
Так доктор Ландик попал в эту святая святых, в это учреждение над учреждениями, где собраны сливки самых достойных людей, — они дирижируют, контролируют, администрируют и ответственны за все: одних чиновников карают, других повышают в звании, третьих увольняют или награждают.
Одной из служебных обязанностей Ландика стало чтение газет «Руде право», «Право лиду» {81} и «Роботник». Он вырезал заметки с жалобами на отдельные учреждения, сообщения о различных административных злоупотреблениях, беспорядках и несправедливостях, чинимых в отношении рабочего люда, и приобрел тем самым политический вес.
Но Ландик преуспел не только на служебном поприще. Он опять подружился с Желкой, которая убедила родителей приглашать его к обеду как родственника — сначала по воскресеньям, а потом и по четвергам. К нему прониклась симпатией вся семья, а особенно — бородатый доктор Петрович, который, как депутат, считал его коллегой по краевому управлению, а как доктор права — коллегой по докторскому званию. Он шутливо говорил: «Яничек, ты мой коллега в квадрате!» Он обещал Ландику замолвить за него словечко перед президентом, а при случае — и перед министром, чтобы ему не пришлось сидеть в комиссарах вечно.
81
«Руде право» — центральный орган коммунистической партии Чехословакии; «Руде право» начало выходить в 1920 году как газета чешских социал-демократов левого крыла, «Право лиду» — орган чешской социал-демократической
Желка ввела Ландика в дамское общество, и он стал популярным его членом. Когда о нем заходила речь, обычно говорили:
— Это тот, из секретариата!
Если этого было недостаточно, поясняли:
— Ну «индус».
— А, «индус».
И всем становилось ясно, о ком идет речь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Пузырь лопнул
Прошел сентябрь, радостный, солнечный и теплый, как холостяк. Весь месяц на небе ни облачка. Гигантская золотая птица — солнце — с каждым днем улетала все дальше на юг, исчезая в медно-красном костре заката. Деревья и луга были еще зелеными. Цвел лиловый безвременник, кое-где встречался запоздалый поповник. От обилия ягод кусты шиповника и боярышника казались красными, а терновника совсем синими. Краски сохраняли еще свою яркость. Но на разрытых полях стояли только мешки картошки. Всюду резали кукурузные стебли, над полями разносился дым — это на межах горели костры из картофельной ботвы, стеблей и листьев кукурузы… После захода солнца на горизонте долго пылала раскаленная красная полоса, а над ней в бледно-зеленом небе белел месяц, словно матовый абажур лампы, которую зажигали наступающие сумерки, а ночь выкручивала фитилек, чтобы она светила вовсю. По ночам в воздухе уже чувствовалось холодное дыхание осени. Невольно приходило на ум, что наступают холода — восемь — десять долгих месяцев. На сердце становилось тоскливо.
Возможно, что и от умирания природы Аничку охватывала грусть, когда она смотрела из окна кухни на поля, простирающиеся за розвалидовским огородом. Печь дышала теплом, и ощущать его было приятно, не то что летом, когда кухонная жара бывала неприятна, хотя все остальное было очень хорошо. По крайней мере весь месяц, когда хозяев не было… И потом… Аничке казалось, что и ее лето уходит с этим летним теплом, которого жалко, до слез жалко…
«Хоть бы открытку какую прислал», — думала она.
Аничка! Не жди открытку! А если и получишь ее, не придавай этому значения. Не задумывайся, а то у тебя пригорит заправка и рассердится твой хозяин, директор Розвалид, к которому ты опять вернулась — с тайной надеждой, что найдешь в Старом Месте милого пана доктора. Ты тогда не простилась с ним, и это грызет тебя теперь, как нечистая совесть. Ты уже не застала доктора. Он уехал. Его нет. Ты не взяла и минутки счастья, когда достаточно было только протянуть руку.
Твое счастье подхватил городской вихрь и унес его.
Ты надолго ушла из его мыслей — как та индийская королева, уплывшая на пароходе вверх по Дунаю, которую он должен был приветствовать краткой речью музыкой и розами.
Вы опять покупаете мясо у Толкоша. Ты ненавидишь этого доносчика, но он снова подумывает о том, что нарядится в праздничный костюм и пойдет делать тебе предложение…
Если победит свой «гонор».
Перевод Л. Васильевой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Референт
Советник Петрович сидел в своем домашнем кабинете. Кабинетов, как и должностей, у него было несколько: на первом этаже, в адвокатской конторе, в банках и на предприятиях, где он состоял президентом, председателем, юрисконсультом или советником по делам.
А дома у Петровича был свой домашний кабинет, строго обставленная комната: кожаное кресло, письменный стол, шкаф с книгами в тисненных золотом переплетах, большой портрет собственной персоны, попугай Лулу, кресло-качалка, глубокое мягкое кресло с высокими подлокотниками, а в стене — тайничок для коньяка.