Демон ревности (Фиора и король Франции)
Шрифт:
К середине службы Фьора почувствовала чье-то присутствие позади себя. Слегка повернув голову, она увидела Баттисту, которого с трудом узнала, потому что на нем больше не было белого плаща, а вместе с ним исчез и его облик послушника. Сзади нее стоял просто одетый молодой человек, в сером коротком плаще, подпоясанный кожаным ремнем, но ей в этой скромной одежде он показался сказочным принцем, поскольку и на самом деле был принцем по рождению. Фьора была вынуждена собрать все свое самообладание, чтобы тут же не броситься ему на шею. Она победила! Баттиста ушел из монастыря, и,
После мессы Фьора, как будто это было для них обычным делом, взяла молодого человека под руку и пошла с ним к выходу.
– Вы принесли мне огромную радость, Баттиста, но мне кажется, что вы недостаточно хорошо подготовились к трудной дороге. Надеюсь, вы позволите вашей старшей сестре заняться этим? Затем я хочу проехать с вами вместе часть пути, по крайней мере, до Бургундии.
– Я охотно на это соглашусь, донна Фьора, потому что пока у меня нет денег, но я никак не могу поверить, что вы поедете в Бургундию.
– Почему же?
– Сейчас скажу. А пока согласитесь, пожалуйста, помолиться вместе со мной в последний раз на могиле монсеньора Карла.
Она охотно согласилась, и они в сопровождении все того же Флорана направились к часовне. Свечи уже горели, начищенная лампада сияла, а рядом стоял другой послушник как раз на том же самом месте, где Фьора встретилась с Баттистой. Это был уже взрослый сильный мужчина. Грубый плащ обтягивал широкие его плечи, волосы были коротко острижены, и весь его облик заставил сердце Фьоры сильно забиться, хотя она сама еще не понимала, в чем дело. Остальное произошло очень быстро.
Оставив ее в одиночестве, Баттиста подошел к своему бывшему товарищу и тронул его за плечо. Тот медленно повернул голову, и Фьора стала искать опоры, чтобы не упасть. Это был Филипп...
Он стоял прямо перед ней в монашеской одежде, еще более подчеркивавшей смелые черты его лица и загар, который мрак монастыря так и не смог уничтожить, и он тоже смотрел на нее, но в его глазах орехового цвета, где отражались огни горящих свечей, Фьора не находила и следа былой страсти. А когда она, забыв о святости церкви, хотела в порыве любви броситься ему навстречу, он движением руки остановил ее.
– Нет, Фьора, ты не должна ко мне приближаться!
Она остановилась и почувствовала, как ледяной страх сковывает ее.
– Но почему? Почему?.. – начала она дрожащим голосом, в котором чувствовались слезы.
Филипп по-прежнему не отводил взгляда от ее лица.
– Мне кажется, что все ясно и без слов. Ни место, ни моя одежда не должны способствовать излишнему проявлению эмоций.
– Ты не всегда так говорил, – возразила Фьора. – Разве ты забыл церковь Святой Троицы? Тебя не очень волновала святость места в то утро, когда ты показал мне, что такое настоящий поцелуй!
– Нет, не забыл, но тогда на мне было не такое платье, и церковь была обычной, а эта часовня – святыня, потому что в ней находится...
– Неужели, – пробормотала Фьора, – Карл Смелый так и будет до конца жизни стоять между нами? Филипп, он же умер, никто и ничто не в силах
– Для меня он более живой, чем мы все, – мрачно ответил Селонже. – Только рядом с ним я могу спокойно дышать!
– Какое безумие! Баттиста понял, что он нужен другим!..
Обернувшись, она поискала глазами Баттисту, но тот вместе с Флораном отошел на несколько шагов в сторону, понимая, что сейчас его присутствие будет только мешать супругам.
– Баттиста теперь знает, что нужен кому-то еще...
– А мне ты разве не нужен?! – горячо возразила Фьора.
– Нет!
– А твоему сыну? У тебя есть сын, Филипп. Ты считаешь, что ему не нужен отец?
Впервые за все время беседы в холодных глазах де Селонже мелькнуло что-то похожее на чувство, а жесткий голос несколько смягчился:
– В дижонской тюрьме накануне дня моей предполагаемой казни мне уже было известно, что ты ожидаешь ребенка, только я не знал, что родился мальчик! Я так счастлив! Но там, где он находится, я ему не нужен. Я не могу быть счастлив оттого, что я – отец будущего флорентийского купца.
– Будущего флорентийского купца? – Фьора не сразу поняла, что он имеет в виду. – А где он, по-твоему, находится?
– Конечно, во Флоренции! Там, куда ты его отвезла в прошлом году!
– Я отвезла моего маленького Филиппа в Тоскану? Клянусь на этой могиле, которую ты, по-моему, по-настоящему чтишь, что наш ребенок находится сейчас в моем доме в Рабодьере, рядом с Туром, где добрая Леонарда, моя старая служанка Хатун и двое преданных мне слуг заботятся о нем!
Совсем как прежде, ироническая улыбка скривила рот Филиппа:
– В Туре! Это ничуть не лучше! Ты ошибаешься, Фьора, когда говоришь о том, что монсеньор Карл постоянно стоит между нами. Между нами встает король Франции! Ты понимаешь, что я никогда не соглашусь служить ему, а сама воспитываешь моего сына при его дворе!
– Я воспитываю моего сына при мне, в доме, который мне был подарен....
– ...в благодарность за твои заслуги в постели Кампобассо! – закончил фразу Филипп с презрительной усмешкой.
– Боже мой! Неужели ты никогда не забудешь эту историю?
Фьора подошла на шаг к могиле и упала на колени рядом с бронзовой лампадой.
– Король перенес на меня часть того уважения, которое он питал к моему отцу. Он подарил мне этот дом, потому что знал, что больше ничего у меня не было!
– У тебя был Селонже, – возразил Филипп. – Именно там должен был появиться на свет мой ребенок. Но ты не пожелала жить вдалеке от придворного блеска и роскоши, к которой привыкла.
– Если бы я согласилась поехать туда с тобой, то теперь я бы скиталась по миру без гроша в кармане. Ты забыл о том, что был приговорен к смерти, потому что мечтал о продолжении войны и о том, чтобы служить своей любимой герцогине Марии? Я не шла в счет, и ты хотел оставить меня в Селонже, как обременительный багаж. А теперь я хочу сказать, что очень сожалею о нашем разрыве, потому что – бог мне свидетель и вы, монсеньор, который спит под этой плитой, – я тебя люблю и никогда, кроме тебя, никого не любила, Филипп. Вот уже много месяцев я тебя ищу!