Демоны Микеланджело
Шрифт:
Скульптор горько вздохнул и провел рукой по жестким курчавым волосам паренька — на его пальцах осталась сухая травинка. Он поднес свой трофей к глазам и с удивлением обнаружил, что это была ниточка высохшего виноградного уса. Как сухую веточку угораздило попасть в волосы Тонино?
Он без церемоний одолжил у доктора Паскуале очки, чтобы воспользоваться ими как лупой. Внимательно осмотрел находку и обнаружил еще одно чудное обстоятельство: на веточке были следы золотистой краски.
Пока Микеланджело вертел находку так и эдак, к нему подскочил маэстро Ломбарди, закружил вокруг, согнулся в три погибели, но все-таки исхитрился тоже заглянуть сквозь пузатую линзу
Новое предложение помощи взбесило Микеланджело, аж в глазах заслепило от ярости, кулаки его моментально сжались, костяшки на них побелели от напряжения, а его крик заставил вибрировать потолочные балки:
— У меня УЖЕ ЕСТЬ помощник! Прибудет сию минуту!
Оба кулака опустились на мраморную плиту аккурат между фразами. Удар был такой силы, что плита подпрыгнула и накренилась, доктор Паскуале пытался удержать соскальзывавшее тело, но шандал со свечами и медицинский инструментарий посыпались на каменные плиты. Мертвецкая наполнилась адским грохотом, даже бездыханные тела мечтали заткнуть уши, а перепуганный маэстро Ломбарди выцвел и скрючился в три погибели. Посреди этого светопреставления как по волшебству распахнулась дверь, и в комнату ввалился рослый детина в монашеской рясе. В дверях за плечами детины поблескивали шлем и кираса сержанта городской стражи. Монах по-солдатски широко шагнул к маэстро Ломбарди, ухватил несчастного за руку и потащил прочь из укрытия. Перекрикивая грохот, уточнил:
— Синьор, это вы скульптор?
Глава 10
Глаза лекаря округлились от ужаса, он отрицательно замотал головой, открыл рот, но вместо слов с губ сорвалась ниточка слюны. От этой жалкой картины Микеланджело, учинивший разгром в столь малоподобающем месте, испытал странное чувство — словно острое пчелиное жало ввинтилось под лопатку, разлив вокруг боль и жжение. Наверное, это и был укол совести!
Он шагнул к детине и освободил маэстро из его рук, объявил:
— Это я Микеланджело ди Людовико ди Буонарроти Симонии. Устроит?
— Мне, синьор, без разницы, Симонии или нет. Главное, чтобы отца Джироламо устроило. Это он меня к вам отрядил, — лицо у монаха было грубоватым, но открытым, на нем легко читалось недоумение. — Прислал в помощники… вроде того.
— Вы — фра Пьетро?
— Я, синьор.
— Вот и помогай синьору Буонарроти, раз тебя прислали, не загораживай проход! — Сержант отодвинул замешкавшегося монаха, приветствовал присутствующих и осведомился, могут ли они после осмотра тел хоть что-то сообщить о душегубе.
Пока врачи переглядывались, определяя, кому говорить первому, Микеланджело указал на тело младшего мальчика.
— Он высокого роста, синьор сержант, много выше своей жертвы. Это мужчина большой физической силы, — он прикрыл глаза и снова попытался припомнить возницу и добавил: — Но сильно сутулится. Как удавку использует сложенную полоску шелка. Вот, синьор, взгляните, — он показал сержанту виноградный ус. — Здесь есть следы краски.
— Полагаете, молодых людей убивает живописец?
— Нет. Такой краской
— Толково синьор, действительно, толково.
— Скажите, синьор сержант, на одежде других удавленников находили подобные следы?
— Нет. Никто не смотрел особо. Они же, считай, ребятишки, старались быстрее передать тела родне, чтобы мамки не голосили лишний раз под Синьорией.
Доктор Паскуале тоже задал вопрос:
— Вы лично видели тела всех удавленников, синьор сержант?
— Да, пришлось по службе…
Доктор Паскуале заученным жестом нацепил на нос свои очки:
— Скажите, этих несчастных что-нибудь связывало?
— Что их могло связывать, доктор, ни они сами, ни их родня и знакомы-то не были.
— Нет, я о другом — было ли у них что-то общее? Ну, например, во внешности, или какой-то предмет платья, может быть, отсутствие зуба или цвет глаз, — в подробностях растолковывал доктор. — Понимаете, людей, одержимых бесом, иногда даже самая малая малость толкает на душегубство.
Сержант снял шлем, потер выпуклый лоб, наклонил голову к плечу и стал похож на сыча, по случайности залетевшего в лабиринт городских зданий. Наконец, ответил:
— Хм. Не идет в голову ничего такого, доктор. Единственно, все они были худосочные парнишки, даже до пятнадцати лет не доросли, да волосы у них у всех были темные и курчавые…
— Темноволосых среди флорентийцев большинство, — нервозно улыбнулся маэстро Ломбарди. — Нельзя считать это верной приметой.
— Погодите! Возможно, все удавленники связаны через местность, в которой их отыскали? Дайте мне листок и грифель, — Микеланджело схематично набросал на нем план города. — Давайте, синьор сержант отметим, где нашли каждое тело.
Толку из их затеи вышло немного: обозначения тел оказались слишком далеко друг от друга. Один лишь доктор Паскуале настаивал, что связь есть и все трупы были обнаружены в четверти часа быстрой ходьбы от карантинного госпиталя. Маэстро Ломбарди оппонировал, что не всякий человек ходит так быстро, скорость ходьбы зависит от веса, возраста и даже полнокровия человека. Коллеги-медики вступили в новое препирательство по поводу скорости пеших передвижений, а Микеланджело ощущал, как суставы, особенно левое плечо, наполнились тупой, ноющей болью от холода. Он был не единственным, кому нестерпимо хотелось вырваться из промозглого ледяного мешка, поименованного «мертвецкая». Монах неловко перетаптывался с ноги на ногу, разгоняя кровь — доминиканский шерстяной скапулярий [20] был слишком тонким, чтобы согреть. Сержант раз за разом дышал на руки, чтобы обогреть пальцы под перчатками, и не выдержал первым:
20
Скапулярий — элемент традиционного монашеского облачения в католических орденах, первоначально — передник темного цвета, использовался в ходе сельскохозяйственных работ для защиты от грязи. Со временем полоса из темной плотной ткани с прорезью для головы стала использоваться как самостоятельный элемент