День «Б»
Шрифт:
— Есть, сэр! — издевательски произнес Торнтон и щелкнул каблуками, вытянувшись во фрунт.
Глава 30
В кабинет 2-го спецотдела НКВД вошел комиссар госбезопасности 3-го ранга Судоплатов. Полковник госбезопасности Воробьев торопливо вскочил, приветствуя начальство, но Судоплатов махнул рукой: садись, мол.
— Ну что?
— Никаких новостей, товарищ комиссар, — торопливо сказал Воробьев. — В последнем сеансе связи «Неуязвимые» сообщили, что ликвидировали двух
— Ч-черт… — процедил Судоплатов. — Ну ладно, остается одно…
— Что, товарищ комиссар? — непонимающе переспросил Воробьев.
— Надеяться на лучшее, — вздохнул Судоплатов и похлопал полковника по погону.
Протянув под водой, сколько хватило дыхания, старший Особого отряда НКВД вынырнул, тяжело дыша и отплевываясь. Если бы немцы преследовали его по берегу, гибель была бы неминуема, но один из бойцов прикрыл командира, не дал карателям проследить, куда именно поплыл старший группы. И теперь он жадно, неистово втягивал в легкие воздух, прижавшись лбом к скользким корням, свешивающимся с берега в воду…
Рядом, шумно дыша, вынырнули двое уцелевших бойцов отряда. На одном была форма лейтенанта вермахта, на втором — солдата СС. На самом же деле оба были старшими лейтенантами госбезопасности.
— На берег, — сплюнув воду, процедил «фельдфебель», выбираясь на сушу.
Дорого обошелся отряду единственный выход в эфир. Но какой ценой будет выполнено задание командования, неважно. Важно, что оно будет выполнено.
Они протянули под водой достаточно долго. Плавный изгиб реки скрывал бойцов от преследователей. Невдалеке виднелись какие-то жилые строения, и остатки отряда, не мешкая, бегом бросились к ним.
В первом же доме им попалась молодая женщина. Она, отбрасывая со лба мокрые волосы, развешивала во дворе только что выстиранную немецкую форму. В деревянном корыте еще кипела и лопалась мыльная пена.
— Есть кто в доме? — хрипло спросил старший вместо приветствия.
Вместо ответа женщина испуганно расширила глаза и замотала головой.
— Пошли, — мотнул головой старший. — Дашь нам штатское…
Женщина медленно кивнула, не сводя глаз с мокрых, тяжело дышащих людей, и вдруг бросилась через огород к соседнему дому, истерично крича:
— Ой, люди добрые, ратуйте, ратуйте!.. Бандиты пришли, бандиты!..
— Молчи, тварь! — прошипел старший, выхватывая нож, но было уже поздно — на крыльце соседней избы показались «добрые люди». Это был растерянно хлопающий глазами немецкий военный чиновник в наброшенном на плечи кителе и полуодетая деваха в тесном халатике.
Раздался жуткий свист, и три лезвия специальных пружинных ножей со страшной силой метнулись вперед. Прачка рухнула на бегу, лицом вперед, немец и его подружка были отброшены ударами ножей к двери дома. Все трое были убиты мгновенно.
Тяжело дыша, старший группы подошел к прачке, выдернул из раны лезвие и, перевернув
— У-у, подстилка фрицевская!.. Петрович, — он кивнул бородатому «лейтенанту», — сходи проверь, может, там еще какая сволочь окопалась. И пистолет у фрица забери.
Через двадцать минут из дверей опустевшего дома на улице Белорусской вышли трое одетых в штатское молодых мужчин. На углу улицы они разделились и к центру направились уже порознь.
Подходя к нужному дому, Джим Кэббот волновался. Вот, значит, как выглядит явка белорусских националистов!.. Обычный серый дом с цифрой «1913» на фронтоне. Смотрится вполне по-европейски. Да и снегов с медведями Джим пока что в Минске не видел, как ни пытался… Наоборот, жара стояла такая, какая в Англии редко случается.
Лестница на третий этаж была замусорена бумагой, обрывками веревки, битым стеклом. На площадке второго этажа дверь была распахнута настежь, и двое мужичков в майках, кряхтя, выносили на нее пианино. Из двери квартиры их напутствовал плачущий голос:
— Осторожнее, прошу вас! Это же семейная ценность! Не дай бог еще достанется большевикам…
Звонок в нужной двери оказался пронзительным. Неизвестный мужчина в сером костюме, пароль, отзыв… Коридор… И лица ребят, которых он уже не ожидал увидеть.
Разведчики встретили Джима по-разному — кто радостными воплями, кто молчаливыми объятиями. Все наперебой расспрашивали, где он был ранен, как уцелел. И, усаживаясь в мягкое кресло, Кэббот вдруг почувствовал, как отпускает его дикое напряжение всех последних безумных дней. К собственному стыду, он заплакал…
По окраинной улице Минска с рассеянным видом вышагивали два рослых, подтянутых обер-лейтенанта вермахта. У полуразрушенного бомбой каменного дома они на мгновение замешкались, потом решительно толкнули дверь и вошли в то, что осталось от подъезда.
Через десять минут в тот же подъезд вошел еще один немецкий офицер, еще через двенадцать минут — еще двое. Все они спустились в подвал. Теперь вся группа разведчиков была в сборе.
— Докладывайте, — приказал Соколов.
— Согласно приказу проводил наблюдение за подъездом дома-явки, — начал Николай Четкин. — Из подъезда дважды появлялся человек, по внешности совпадавший с Латушкой. Один раз выходил на десять минут, второй — на полчаса. Однажды зашел парень в штатском, с рукой на перевязи, видимо, раненый, и больше не появлялся. Искомые «немцы» вышли около полудня. Разделялись на группы и ходили по городу. Я следил за теми, которые бродили по центру. В составе их группы был и мой «друг», спасший меня в ресторанчике… Они осматривали здание генерального комиссариата, вокзала, центрального почтамта. Особое внимание уделяли, как я понял, входам и выходам. У комиссариата их остановила охрана, проверила документы. Откозыряла и отпустила.