День без конца и без края
Шрифт:
– Чего ты волынишь? Начинай!
– Дак, Семен Семенович, клеверища больно богатые. Как-то не знаю.
– Чего не знаешь? Пахать разучился?!
– С какого бока начинать то есть?
– Заваливай прямо отсюда!
– Колотов вылез из машины, вошел в хромовых сапогах в клеверище, потоптался.
– Давай! Приканчивай эту кабинетную науку.
Несмотря на осеннюю пору, клевер стоял молодым, зеленым и ровным, как бархат. Тракторист взлез на сиденье, двинул рычагом управления - трактор всхрапнул, как норовистая лошадь, крутнулся на месте и, опустив в
– Вот так!
– ухмыльнулся Колотов, глядя на развалистую черную полосу, словно траурной прошвой отбившую зеленое поле клеверища.
Между тем от дальнего строения опытной станции бежала на клевер Мария Ивановна; она часто спотыкалась, размахивала руками и что-то кричала. Когда она подбежала к Колотову, трактор уже сделал разворот и приближался вторым ходом.
– Стойте! Что вы делаете? Варвары!
– кричала она.
– Нет, это вы варвары. А мы искореняем предрассудки от науки, - сказал Колотов.
– Так будет точнее, товарищ Твердохлебова.
– Вы - бандиты! Разбойники!!
– Поосторожнее... Все ж таки я при исполнении служебных обязанностей.
– Вы не имеете права!
– Имеем. Все права наши. Вот - приказ подписан.
– Колотов вынул из кармана бумагу и протянул ей.
Мария Ивановна не стала читать, она бросилась навстречу трактору.
– Стой! Остановитесь!!
– подымая руки, кричала она.
Тракторист, с опаской выглядывая из кабины, правил прямо на Марию Ивановну. Она так и остановилась с поднятыми руками, с округленными от негодования и ужаса глазами. Но трактор черной глыбой наезжал на нее, заслоняя небо.
– Дави, мерзавец!
– Вдруг Мария Ивановна упала ничком в борозду навстречу трактору.
Тракторист мертвенно побелел, резко потянул рычаги и с трудом остановил гусеницы перед лежащей Марией Ивановной. Потом, как-то неестественно задирая ноги, он вылез из кабины и бросился бежать. Мария Ивановна все еще лежала ничком в черной борозде, лежала недвижно, и только плечи ее вздрагивали от глухого рыдания.
Колотов, не сводя с нее глаз, пятился задом к машине, нащупал дрожащей рукой дверцу и юркнул в нее, как в нору.
– Гони!
"Газик" резко тряхнуло и занесло в глубокий кювет. Мария Ивановна схватилась за держальную скобу и с удивлением поглядела на Петю:
– Что случилось?
– Сейчас узнаем.
Петя потянул на себя рычаг ручного тормоза и вылез из "газика". Сперва он поглядел под колеса сзади, присел на корточки, постучал по скатам, потом зашел спереди - опять присел и поглядел.
– Не могу определить. Вроде все на месте - и колеса, и хвостовик.
– А почему же нас в канаву занесло?
– Не знаю. Мария Ивановна, а ну-ка, покрутите руль!
Мария Ивановна попробовала крутить баранку. Петя глядел под колеса.
– Не могу, - сказала Мария Ивановна.
– Вот и я не мог свернуть. Заело.
– Почему?
– Сейчас определим.
– Петя бросился наперерез идущему самосвалу с гравием, поднял руку.
Грузовик остановился на обочине, из
– Тебе чего?
– Помоги, друг... Руль заело. Не могу определить.
Парень спрыгнул наземь, пошел к "газику".
– Куда едешь?
– спросил на ходу.
– В город.
– Зачем?
– Ученого везу.
– Не ври!
Парень в майке заглянул в "газик", посмотрел на сумку с едой, подмигнул Марии Ивановне, потом дернул стопор - капот открылся. Парень и Петя подошли к передку.
– Пенсионерка? Мать начальника?
– спросил парень Петю, заглядывая в мотор.
– Говорю - ученый.
– Не ври. По сумкам вижу - на базар едете. Так... Головку рулевого управления осмотрел? Нет?! Дай разводной ключ!
Петя быстро достал разводной ключ, и оба они уткнулись в мотор. А Мария Ивановна поглядела в боковое окно и вдруг увидела странно одетого мужчину - галстук бабочкой, старомодная соломенная шляпа с низкой тульей, с прямыми полями. Усы, бородка клинышком...
– Папа!
– Пойдем со мной, Маша! Я хочу тебе что-то сказать.
– Он поманил ее.
– Но как же я пойду? У меня машина. Входи сюда, садись!..
– Вы меня, что ли, Мария Ивановна?
– Петя поднял голову от мотора.
Видение исчезло. Мария Ивановна провела ладонью по лбу, поглядела на Петю.
– Это я про себя, Петя... Так просто.
– А-а!
– Петя опять уткнулся в мотор.
Парень меж тем отвинтил гайку на головке рулевого управления.
– Ну, как в лагун глядел. Червяк затянут. Давай крути руль!
Петя стал крутить баранку, парень кряхтел и завинчивал гайку.
– Ну как?
– Порядок, - сказал Петя.
– И колесо перетяни. Видишь, спицы разболтались?
– Парень ударил сапогом по колесу, потом с маху закрыл капот, передал ключ Пете и кивнул Марии Ивановне: - С пустыми руками не возвращайтесь. Привет начальнику!
И пошел вразвалочку.
– Чего это он?
– спросила Мария Ивановна.
– Узнал вас по портретам... Говорит, для большого ученого и я постараюсь. Мария Ивановна, вот вам подушечка. Располагайтесь! А я подшипники подтяну.
– Петя взял подушечку с заднего сиденья и подал ее Марии Ивановне.
– Я и в самом деле вздремну.
– Мария Ивановна откинулась на подушечку, раскрыла журнал с портретом отца.
Этот же портрет, но сильно увеличенный, висит в овальной раме в гостиной. Рядом в таких же рамах висят портреты Анны Михайловны и самой Марии Ивановны - она молодая, еще студентка, и звали ее Мусей. Она только что вошла в квартиру. В ней трудно было узнать теперешнюю старую, усталую женщину: это была рослая статная девушка со спокойным взглядом пристальных глаз, с короткой стрижкой, в сером костюме, в туфлях на низком каблуке. Было в ней что-то от исполнительного, подчеркнуто опрощенного комсомольского активиста 20-х годов. Она снимала в прихожей туфли и прислушивалась к голосам - мужскому и женскому, - доносившимся из гостиной, где висели видные через дверной проем портреты.