День без конца и без края
Шрифт:
– Горько!
– кричат хором.
– Горько!
Муся и Василий церемонно целуются.
– Ах, ну кто же так целуется?
– Анна Михайловна даже в ладоши прихлопнула (она пьяненькая).
– Господа! Простите, товарищи! Да какие вы мне товарищи? Дети вы неразумные, дети. И целоваться как следует не научились. Как вы жить без нас будете?
– По закону Ньютона!
– кричит кто-то.
– Тело притягивается к телу.
– Ха-ха-ха! Горько!
– Да погодите вы со своим "горько". Подумаешь, тоже зрелище. Я
– Ен в вине!
– Ха-ха-ха!
– Горько!
– Боже мой! Да вы и в самом деле дети. Поцелуев не видели. Никита Иванович, да скажите вы им слово напутствия вместо отца.
Никита Иванович встал. Все тотчас умолкли.
– Что же мне вам сказать? Вы связали свою судьбу с наукой. А служить науке - значит служить истине. Порой это бывает не легко. Проще уступить, пойти на компромисс, на сделку с совестью. Но помните - от совести, как от истины, можно отречься, но обрести их вновь нельзя.
– Он поднял бокал. За чистоту вашей совести! Передвигайте камни науки!
Все встают, пьют.
И вдруг раздается откуда-то другой, скрипучий голос:
– Кто передвигает камни, тот может надсадить себя.
Мария Ивановна вздрогнула и очнулась. Она сидит в бегущем "газике", на коленях ее лежат газеты, журналы, телеграммы. Одну телеграмму она держит в руках. Невольно читает ее, звучит чуть насмешливый голос Лясоты:
– Приветствую и поздравляю вас, передвигающую камни науки.
И опять, вперебой, тот бесстрастный предостерегающий голос:
– Время обнимать и время уклоняться от объятий.
Мария Ивановна оглянулась. Слева, за рулем, сидит Петя, опустив голову. Ей послышалось, что он всхрапнул.
– Петя!
– А!
– Он тревожно вскинул голову.
– Что такое, Мария Ивановна?
– Ничего... Я, кажется, опять заснула?
– Не знаю, Мария Ивановна. Я сам вроде заснул.
– Ты шутишь?
– Ей-богу, правда! Даже сон видел - будто я сижу верхом на свинье, держусь за уши. Она визжит и тянет меня в болото.
– Эдак с тобой не то что в болото, на тот свет попадешь.
– У меня спотыкач - шоферская болезнь. Со мной разговаривать надо.
– Знаю я твою болезнь. С девками прогулял.
– Да шоферская судьба такая: днем держись за баранку, а ночью бери под крендель.
– Кого?
– А это уж какая попадет...
Бескрайняя сибирская степь с редкими березовыми колками на горизонте; и все это безлюдное пространство заполнено зреющими хлебами. Одиноко катится "газик" по дороге. Приоткрыто лобовое стекло, врывается ветер в машину, треплет на Марии Ивановне пеструю кофточку, раскидывает рассыпчатые седые волосы.
– Петя, тебе в жизни когда-нибудь говорили: служить истине?
– Нет, - ответил тот с ходу.
– Истина, она не требует доказательств. Все ясно: истина она и есть истина. Чего же тут стараться служить?
– Но разве так не бывает? Вам говорят - вот истина.
– Почему ж не бывает? Вот третьего года возили мы пшеницу в совхоз "Слава целине". Прямо от комбайна возили на ток и ссыпали в кучу. Гору Арарат навалили. Ну, мы шумели поначалу: сгорит, говорили, зерно. А нам не ваше дело. Это, мол, новый метод хранения. Ладно, насыпали. Не прошло и месяца - почернело зерно и пнем село. И кто же виноват? А никто. Вот такая истина вышла.
– А кто вам приказывал возить?
– Замдиректора. Дан что ты ему сделаешь? В глаза, что ли, плюнешь? Ну, плюнь! Он утрется да пойдет дальше. А тебе по шее за это.
– Ну а если этот замдиректора благодарность вам вынесет, поздравлять начнет? Обнимать за плечи? Тогда что?
– Дак наше дело телячье: дают - бери, а бьют - беги.
– В том-то и беда, Петя, что многие так и поступают.
Они подъезжают к большому придорожному селу. Разбитая дорога зигзагом пересекает два сельских порядка. "Газик" резко сбавил скорость - ухабы. Здесь, недалеко от дороги, прямо посреди села насыпана большая куча щебня. Возле нее стояли шумной толпой бабы и ребятишки; они окружили три самосвала и что-то кричали шоферу, грозя кулаками.
– А ну-ка, сверни!
– приказала Мария Ивановна.
– Что там происходит?
"Газик" подъехал к толпе, Мария Ивановна вылезла из машины. Ее тотчас окружили женщины.
– Что за шум?
– спросила она.
– Да это же не шоферы - скоты!
– Только коровы посреди села гадят...
– Жеребцы они! Им на русском языке говорят, а они ржут.
– Дикари они! Печенеги!!
– Да в чем дело?
– спросила Мария Ивановна крупную женщину в синем переднике, на голову возвышавшуюся среди остальных.
– Вот мудрец!
– указала она рукой на седого мужика в пиджачке и в сапогах, стоявшего на крыле самосвала.
– Облюбовал нашу улицу под щебеночный склад! Здесь дети играют. Вон какой луг! Вся наша отрада. Полынь повыдергивали по былиночке, клены посадили, а он щебень валит.
Луг и в самом деле был превосходный.
– Ну что ты хлопаешь белками?
– крикнула ему сухонькая старушонка и погрозила кулачком.
– Иль посреди степи места не нашел? Ослиная твоя голова!
– Давай без оскорблений, - отозвался тот с крыла.
– А то придется за личность отвечать.
– Твою личность надо уткнуть в эту кучу да вывозить хорошенько! крикнула могучая женщина.
– Это что за щебень?
– спросила его Мария Ивановна.
– Обыкновенно, придорожный склад.
– И сколько же его будет, щебня?
– Восемьдесят тысяч центнеров.
– Кто же вам разрешил посреди деревни открыть склад?
– Вы сперва спросите - для чего щебень? Мы дорогу делаем, по которой повезут хлеб... Целинный!
– Вам что, в степи места мало?
– крикнула опять старушка.