День Дьявола
Шрифт:
Один из людей в баре был чем-то знаком мне. Он сидел ко мне спиной, клетчатая ковбойская рубашка обтягивала его крепкие плечи. Русые волосы его были коротко подстрижены, и на белой незагорелой шее четко выделялись два розовых рубца – крест-накрест. Он сидел за столом один и читал газету – насколько я мог видеть, на английском языке.
Я вдруг встал, взял свой стакан, и быстро пошел к нему. Я боялся, что он исчезнет. А мне очень хотелось с ним поговорить.
Я подошел и увидел его лицо. Я взял газету из его рук и положил ее на стол.
– Привет, Демид, –
– Никаких приключений. – Демид улыбнулся. – На этот раз – никаких. Привет, Мигель, садись.
Он протянул мне руку. Рукопожатие его было коротким и сильным.
– Ты ждешь Лурдес, да? – спросил я. – Вы видитесь здесь с ней, в Барселоне? Ну да, у вас какие-то там свои дела. Мне не положено знать об этом. Я понимаю…
– Лурдес? – Демид задумчиво поднял брови, словно вспоминая, кому может принадлежать это имя. – Ах да, Лурдес! Чем она сейчас занимается? Бросила свои лесбиянские штучки-дрючки?
– Я думаю, ты прекрасно осведомлен, чем она сейчас занимается.
– Нет, я не в курсе. – Демид развел руками. – Мне кажется, что ты переоцениваешь мои возможности, дорогой Миша.
– Она учится. Через неделю она сдает экзамены в университет. Она собирается стать лингвистом, или чем-то в этом роде.
– Отлично! – Демид снова улыбнулся. – Я всегда говорил, что Лурдес – молодец. Из нее выйдет толк – со временем.
Он сделал глоток из стакана и посмотрел на часы. Я тоже схватился за свой коктейль, как утопающий за соломинку. Я пил Cuba libre и молчал. Мне очень хотелось задать Демиду тысячу вопросов. Но язык мой отказывался слушаться меня.
– Замечательная у вас тут погода, – произнес Демид. – А у нас, в Англии – черт знает что. Опять идет дождь. Впору одевать калоши.
– Демид! – взорвался я. – Что за чушь ты несешь? Я не верю, что ты оказался здесь просто так, случайно! И что все это кончится без очередных ужасов. Что ты тут делаешь?
– Ай-яй-яй! – Демид иронично покачал головой. – Что за вопросы? "Что ты тут делаешь?" Где ваше хваленое испанское гостеприимство? Ладно, я скажу тебе, любознательный ты мой. Я приехал, чтобы повидаться с тобой, заглянул на пять минут. С Лурдес я не встречался, и встречаться пока не собираюсь. Еще рано, она побаивается меня. Не хочу портить ей настроение.
– Извини, Демид. – Я быстро отходил. – Я рад тебя видеть. Прости, дружище. Ты сам знаешь… Пуганая ворона куста боится.
– Я привез тебе кое-что. – Демид полез в карман. – Привет от одного человека. Она просила передать тебе привет и кучу поцелуев. Но целовать я тебя не буду – извини, Мигель. Как-нибудь в следующий раз…
Он достал из кармана цветную фотографию и положил ее на стол.
У меня защипало в глазах.
Цзян, это была она. Стояла на зеленой полянке с коротко подстриженной травой, на фоне большого красивого дома в викторианском стиле. Анютка была одета в белое платьице с кружевами. Она держала в руках букет полевых цветов и улыбалась. Она была такая миленькая…
– Как она? – спросил я. –
– Много.
– Успешно?
– Успех не приходит быстро. – Демид перевернул фотографию. – Вот, она написала здесь тебе что-то. Прочитай.
Я побледнел. Я не понимал – было это дурацкой шуткой или просто издевательством? На обратной стороне фотографии сверху вниз шел столбец иероглифов, написанных черной тушью.
– Извини, Демид. – Я еле сдерживался, чтоб не сорваться, не выплеснуть свой гнев. – Я не знаю китайского языка. Ты можешь прочитать мне, что здесь написано?
– Попробуем… – Демид повернул надпись к себе. – Так… "Дорогой Мигель, привет. У меня все хорошо, правда. Я люблю тебя. Очень люблю тебя и скучаю по тебе". И еще… – Демид склонился над карточкой. – Что это она тут написала, свинка маленькая? О-о! Нет, это ни к чему. Это мы уберем!
Не успел я сказать и слова, как он достал из кармана маркер и густо перечеркнул три последних иероглифа.
– Что ты делаешь? – завопил я. – Это мне написано! Что там было?
– Ничего, – сказал Демид и посмотрел на меня невинными глазами. – Тебе показалось, Миша.
Иероглифы, зачеркнутые желтыми чернилами, исчезали на глазах. Через секунду на их месте была только девственно белая бумага.
– Спасибо, – буркнул я, схватил фотографию и сунул ее в карман. – И на этом спасибо. Все же лучше, чем ничего. Ты это, Демид… Я, конечно, понимаю, что у вас, Посвященных, свои понятия о чести, и о правилах хорошего поведения. О дружбе, в конце концов. Понимаю, что вам плевать на такую мелкую шушеру, как я, на недоразвитых по сравнению с вами. У вас свои большие проблемы, и наши дела кажутся вам ерундой. Но все равно – передай ей огромный привет. Передай привет Цзян. Скажи, что я все еще люблю ее.
– Я передам. – Демид снял темные очки, положил их на стол, и я увидел усталость в его серых глазах. Демид больше не выглядел суперменом, он вдруг оказался осунувшимся, измученным человеком. – Конечно, передам. Она будет очень рада. Она все время думает о тебе. Цзян – замечательная девчушка. Она требует, чтобы называли ее Анютка. Она говорит, что это имя ей больше подходит. Ты представляешь?
– Представляю, – сказал я осипшим голосом. Стакан задрожал в моей руке.
– Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется, Мигель?
– Чего?
– Остаться здесь хоть на пару дней. Надраться с тобой и с Лурдес – где-нибудь в баре или на берегу моря. Сидеть втроем на старых гладких камнях, при свете луны, упираться лбами друг в друга, пить вино, жарить на углях колбаски, говорить о чем-то, хохотать без причины, и думать о том, что мы нужны друг другу. Думать о том, что когда будет тебе в жизни хреново, то будет о чем вспомнить – об этом вечере в Испании, о теплой ночи под мерцающими добрыми звездами. О том, что ты был нужен кому-то – хоть раз в жизни. Думать о любви… – Он устало провел рукой по лицу. – Я вижу, ты не в восторге от моей компании. Ты считаешь меня высокомерным. Но это не так, поверь мне. Не так. Я умею быть хорошим. Или умел быть? Уже не знаю…