День Литературы 142 (6 2008)
Шрифт:
Юродство, или добровольный отказ от разума, "мудрости века сего", берёт начало ещё от Христа. "Ибо слово о кресте, — говорит Благовестник Христос, — для погибающих есть безумие, а для нас спасаемых сила Божья. Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну. Где мудрец? Где книжник? Где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? (Исаия 33; 18) Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божьей; то благоугодно было Богу безумием проповеди спасти верующих". (1 Кор. 1, 18-21) "Но Бог избрал безумное мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и униженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значущее". (27, 28) Следовательно, всякого ревностного подвижника благочестия в каком-то смысле можно назвать юродивым. Отказ от мира, от соблазнов видимых и осязаемых ради вещей невидимых и духовных — уже сумасшествие (буйство) в глазах людей плотских и душевных. И тем не менее юродство как совершенно особый путь следования ко Христу предполагает ещё более радикальный отказ от мира, вплоть до отречения от собственного разума. Правда, не в смысле — сойти с ума, но в смысле — не умничать перед ближними, переходя на новый,
С виду старец Петра Мамонова вроде бы соответствует вышеописанному стандарту: спит на куче угля в котельной, служит людям, как бы не от себя, а выдавая себя за послушника некого старца — отца Анатолия, для всех, кроме него, затворника. Да и говорит он довольно странно, молится зачем-то не на иконы, а к алтарю бочком, то кукарекает, то бросает под ноги настоятелю чёрные головешки и лепечет нечто не разбери-поймёшь, что только потом, по факту, читается как пророчество. Одним словом, юродивый Христа ради. Да вот только Христа ли ради?
"…Необходимо помнить, что те немногие из ревнителей благочестия, которые обрекали себя на подвиг юродства, принимали его не самовольно, а по особенному призванию Божию": либо по благословению духовно опытного старца, либо "по особенному указанию Божию, иногда же и по чрезвычайному откровению" свыше. ("Христа ради юродивые восточной и русской церкви". Москва, Издание книгопродавца Алексея Дмитриевича Ступина. 1902, стр. 80)
Судя по диалогам, никто старца из фильма "Остров" на подвиг юродства не благословлял — ни настоятель монастыря, ни духовник. Значит, у отца Анатолия должно было быть откровение свыше, никак не меньше. Но опять-таки, исходя из жалоб самого старца, почему да как избрал его Господь, он не ведает. Выходит, явное самочиние. Почему же тогда отец настоятель не поставит его на место? Или, как пишут в духовных книгах, не возьмёт его, неготового к духовному подвигу, за ногу и не сбросит с небес на землю? Дабы он не сломал себе шею, когда его с лестницы самомнения сбросят бесы. Напротив, он только то и делает, что прислушивается к мнению самочинника. И даже после того, как старец Петра Мамонова и ухом не ведёт, слыша приказ отца настоятеля переселиться в другую келью, тот не только никак не наказывает строптивца, но прямо напротив, переселяется к нему в котельную на послушание? Неужто виной всему только явные чудеса, которые происходят вблизи ослушника? Они убеждают в его правоте как отца настоятеля, так и самого "старца". Но когда это, в каком православном монастыре мира единственным критерием истинности являлось чудотворение? Не Евангелие, не послушание, которое, как известно, выше поста и молитвы, но исключительно чудотворение?
Разве чудеса бывают только от Бога? Это что — новое слово в аскетике? Евангелие от режиссера Павла Лунгина и сценариста Дмитрия Соболева? Или кое-что пострашнее?!
И вот мы добрались до самого интересного: кто он, тот "бог", которому служит отец Анатолий?!
Судя по фильму "бог" этот открывает герою Петра Мамонова практически всё возможное: и грехи окружающих его ближних, и будущее возгорание наместнического дома. Даже собственную кончину старца "он" сообщает ему с точностью до секунды. Единственное, что странный "бог" тщательно скрывает от своего "подвижника", так это то, простил ли он или нет отцу Анатолию его юношеское малодушие?
Что, Бог — это светская кокетка, заигрывающая с человеком и мучащая его, чтобы потешить своё тщеславие и получить от этого лёгкое наслаждение?!
Нет, конечно.
Тогда что? Почему "бог" героя Петра Мамонова даёт ему, можно сказать, все "царства мира": дар прозорливости, дар врачевания болезней, дар влияния на людей, даже на кинозрителей, но при этом молчит о главном?
Боюсь, что тут объяснение может быть только одно: "бог" отца Анатолия держит своего подвижника на коротком поводке молчания о главном исключительно потому, что он просто не доверяет грешному человеку: а вдруг тот узнает, что уже прощён, да и сбежит со своего поста? "Он" использует вверившегося ему подвижника исключительно как орудие своего влияния на окружающих.
Лживость же и лукавство, недоверие к человеку и патологическая склонность к истязательству всех и вся, даже своих любимчиков, замечена, как мы знаем, только у одного "великого архитектора вселенной" или, что то же самое, у князя мира сего, у "мирового разума", у Денницы, короче, — у сатаны. Это он под всевозможными личинами добра и свободы всячески закабаляет человека, дарует ему все царства мира — и дар всеведенья, и дар мнимого чудотворения — но только в обмен на душу.
И вот теперь, после того, как мы выяснили, каким "богом" водим псевдостарец о. Анатолий, становится ясно, откуда он знает беса, сидящего в дочери адмирала, и почему он так весело заигрывает с ним. Рыбак рыбака… А уж прельщённый псевдоюродивый, а попросту — бесноватый, естественно, радуется при приближении "своего". И с такой лёгкостью и игривостью, я бы даже сказал, бьющей на внешний эффект театральностью, уводит прелестницу… вовсе не в Божий храм, где обычно проводятся отчитки, но в ледяную пустыню, по-видимому, туда, что больше похоже на их общую прародину. Ясное дело, такой "духовидец", безусловно, изгонит беса. Потому что легионер, сидящий в герое Петра Мамонова, значительно сильнее и изощрённее мелкого крикливого бесёнка, гнездящегося в душе дочери адмирала. Такими показательными сеансами бесоизгнания всего ещё несколько лет назад Россия буквально кишмя кишела. Все эти ванги, джуны, лонги и кашпировские не только "интимно", по телевизору, но и на стадионах, в присутствии тысяч и тысяч зрителей, изгоняли из бесноватых подселившихся к ним в души "инопланетян". Правда, никто пока не производил социологического
Православие — очень трезвая и предельно ответственная религия. Со слишком страшной духовной реальностью приходится иметь дело каждому грешному человеку, чтобы ориентироваться в ней не по азимуту Евангелия и Святоотеческого предания, а опираясь лишь на свои личные мечтания и переживания. Когда же о сокровенном берутся рассказывать вчерашние атеисты, получавшие первые премии на международных кинофестивалях за откровенный показ полового акта на подоконнике, то за православие можно выдать буквально всё: и заигрывание с бесами и христианское чудотворство — сразу в одном флаконе. И жизнь по указке "с внутреннего голоса" и прямое неподчинение отцу настоятелю, живущему, в свою очередь, тоже не по Евангелию и по монастырскому уставу, а по юродивым закавыкам своего своевольного прозорливца. И даже кропотливую подготовку к смерти в ящике для угля (лжесмирение главного героя фильма не позволяет ему умирать в гробу), зато оно прекраснейшим образом согласуется с умиранием без церковного покаяния и даже без Причастия Святых Христовых Тайн.
Одним словом, для рядового зрителя фильм "Остров" — это почти видовое кино о жизни русского северного монастыря. Для адептов же новой веры, внешне очень похожей на Православие, в фильме выявлены столпы и скрепы её бесовской "духовности": бесконечное самочиние, стремление учительствовать при полном непонимании предмета разговора, страстное желание получать духовные дары, не приложив к этому ни малейшего усилия; верить, как фишка ляжет, а не как того требует Евангелие и Святоотеческое Предание, жить не по заповедям Господним, но, слушая некий внутренний голос, который в конце концов приведёт всех, ему послушных, в "царство свободы духа", естественно, вне Христа.
Конечно, ничего нового в этом "ученье" нет. По таким принципам жила и госпожа Блаватская, и Алистер Кроули, родоначальник открытого сатанизма, и многие, многие другие служители Люцифера. Новизна фильма "Остров" заключается только в том, что эта нехитрая философия облечена в православные одежды и так лукаво подана, — я не думаю, что сознательно самим режиссёром, нет; он явился лишь медиумом, через которого проговорил некто намного мудрейший его, — что даже многие богословы купились.
Вспоминаются слова недавно умершего старца Иоанна (Крестьянкина):
"Вот теперь много молодежи ринулось в Церковь. Кто уже осквернившись в скверне греха, кто отчаявшись разобраться в превратностях жизни и изуверившись в ее приманках, а кто и задумавшись о смысле бытия. И люди делают страшный рывок: из объятий сатанинских начинают тянуться к Богу. Бог открывает им свои отеческие объятья. И все было бы хорошо, если бы они по-детски припали ко всему, что даёт Господь в Церкви свои чадам. И начали бы учиться в Церкви заново мыслить, заново чувствовать и заново жить. Но нет! Великий ухажёр — дьявол — у самого порога Церкви похищает у большинства из них смиренное сознание того, кто они и зачем сюда пришли. И человек не входит, а вваливается в Церковь со всем тем, что есть и было в нём до этой прожитой жизни. И с этих своих позиций сразу начинает судить и рядить, что в Церкви так, а что изменить пора уже. И он уже знает, что такое благодать и как она выглядит. Ещё не начав быть православным христианином, становится судьёю и учителем. И снова Господь изгоняется им из сердца. И где? Прямо в Церкви. А человек-то уже и не почувствует, ведь он в Церкви, ведь он пролистал уже все книги и ему уже пора, по его мнению, и священный сан принимать, а ей — уже пора одеваться в монашеские одежды. Но, дорогие наши, они примут и священный сан, и монашество примут, но все это уже без Бога, водимые той же силой, что вела их до прихода в Церковь и что так легко обманула их теперь. А дальше жди и других — исключительно только на почве искажённой веры — явлений. Без труда, без борьбы и без крестных страданий воспринятое христианство — без жизни, но только по имени, а значит и без Бога, — явит различные обольщения в видениях и откровениях. Оно будет внутренними голосами руководить своей жертвой…