День Медведя
Шрифт:
– Нет. То есть, да. В смысле, нет, – доходчиво объяснила царевна. – Короче, когда мы были в стране Октября… как раз на следующий день, когда мы встретили вас в лесу блудней и отправили на поиск Ивана…
Через несколько минут короткая история с размолвкой убыр и гондыра была рассказана, а местами даже показана в лицах. Гвардейцы переглянулись.
– А у нас он что делает? – выразил всеобщее недоумение Прохор.
– Проснется – спросим, – пожала плечами Серафима.
А, между тем, чердаки, мансарды, балконы, окна и дверные проемы стали постепенно пустеть: видя, что прямая угроза как будто миновала, на старые
Груда обломков в центре площади зашевелилась, зашушрала и, выпутываясь из обрывков декораций и строительного мусора, на свет белый показался граф.
Он обозрел театр почти военных действий мутными, слегка расфокусированными очами, и взгляд его остановился на неподвижно растянувшемся кабане, прикорнувшем рядом медведе, обнимающей его девушке, и группе ее поддержки [120] .
– Свинью… убили?.. – хриплым то ли от продожительного неиспользования, то ли от не менее продолжительного ора голосом каркнул Брендель и тут же закашлялся.
120
Или охраны – в зависимости от обстоятельств.
– Убили, – неохотно повернулся к нему Кондрат.
– А… вторую скотину?
– Это не скотина! Это медведь! – не задумавшись ни на мгновение, рявкнул Кондрат.
– Ты на кого голос повысил, смерд!!! В кандалах сгною!!! В тюрьме!!!
– Ваша светлость… – начал было Макар, но граф не дал ему договорить.
– А вы чего раззявились?! Добейте его! Живо! Пока я вас!..
Из тона графа было непонятно, кого конкретно он требовал добить, но не исключено, что медведь временно отошел на втрой план.
– Послушай, ты…светлость… – Кондрат, которого, несмотря на плохо прикрытое желание Бренделя никто не спешил добивать, недобро прищурился, сжал кулаки и двинулся к обломкам. – А ты кто вообще такой, чтобы нами командовать?!
– Кондраш, потерпи, успокойся… – протянул к нему руку Фома, но было поздно.
Его друг разозлился не меньше самого графа, и ни терпеть, ни тем более успокаиваться теперь не собирался.
– Кондрат, постой, я сейчас всё улажу! – припустил за ним и Иванушка, но гвардеец только отмахнулся:
– Кабана я завалил, медведь меня не тронул, а уж с кротом-то как-нибудь справлюсь.
Иванова гвардия, выбравшиеся вновь на площадь зеваки, вынырнувшие из убежищ министры, опасливо вылезающая из укрытий и обломков знать – все, как ручейки в котловину, стевались к помосту, чуя неотвратимо приближающуюся кульминацию событий.
– Что?!.. – взвился Брендель. – Как ты сказал, подонок?! Кто я?.. Крот?!.. Да будь я – нея, если ты у меня на всю жизнь не запомнишь, что твой царь…
– Кошкин хвост ты, а не царь [121] ! – Кондрат, набычившись, пер на графа без малейшего представления о том, что будет делать, когда, наконец, дойдет, но с целеустремленностью десятка суперкабанов.
121
Той самой, которая «кошка сдохла, хвост облез», имел в виду Кондрат.
– Ах так?!..
Его
– Ах, так?!?!?!..
Взбешенный Брендель вскочил на ноги, сыпля проклятиями, которые приличному царю и знать не полагалось, яростно пнул уронившее его монаршье тело препятствие, и из-под расколотой доски на голый булыжник вылетело нечто, напоминающее небольшой ящик.
122
Практичный граф почти всегда соизмерял свои планы со своими возможностями.
Из которого на лед с пением вынимаемого из ножен меча выкатилась стальная корона.
– Я вам не царь? – ликующе оскалился граф, метнулся за ней, и подхватил неспешно удаляющийся артефакт дрожащими от нетерпения и возбуждения руками. – Глядите!!! Глядите все!!! Пусть каждая свинья знает, кто теперь в стране хозяин!!! Я!!! Я – царь! А вы – мои слуги! Лакеи! Рабы! И моя воля в этой занюханной дыре – закон!!!..
Торжествующе хохоча, Брендель поднял над своей головою обеими руками царский венец – чтобы все видели – и неспеша, упиваясь долгожданным моментом и пьянея от осознания собственного величия и всемогущества, опустил себе на голову. И пропал.
Пустая корона, без царя в ней, с тяжелым звоном упала на камни, поплясала несколько кругов, спохватилась, что несолидно, и остановилась.
Толпа ахнула, отшатнулась, и тут же качнулась вперед, чтобы разглядеть своими неверящими уже ничему глазами, видят ли они и в самом деле то, что видят?
Не менее потрясенный Кондрат, а за ним по пятам Иван, Сенька, Макар и вся остальная гвардия кинулись к месту невероятного явления, добежали до бесхозного артефакта, и застыли на месте.
Ибо в середине короны, как в клетке, ползал-тыкался в холодную сталь подслеповатой мордой большой белый крот.
– Так вот какого цвета бывают кроты, пока не запачкаются… – удивленно покачал головой Фома.
– Откуда тут… И где тогда… – слабо начал было Иванушка, и смолк. Озарение ударило его и остальных свидетелей дива как полмешка кротов.
– Брендель?..
– Это – Брендель?..
– Где – Брендель?..
– Да вон же!..
– КРОТ?!..
– Он превратился?..
– Он действительно превратился?..
– Чудеса-а-а…
– Не может быть!..
– Но почему?!..
– Что случилось?..
– Он же выполнил все условия клятвы!..
– Он же подписывал ее собственноручно!..
– Он же…
– Нет.
– Что?.. – не сразу дошло до Ивана. – Чего нет?
– Я говорю, он не подписывал ее собственноручно, – тихо проговорил Кондрат, не сводя взгляда с беспрестанно и безуспешно пытающегося избавиться от предела своих мечтаний, превратившегося в предел его вселенной, крота.
– То есть как – не подписывал?.. – непонимающе нахмурилась Серафима. – Мы все при этом присутствовали, я, Иван, бароны, их музыканты, знаменосцы… да полстраны там было!.. И… Ты!.. Ты ведь там тоже был, и стоял рядом с ним…