День освобождения Сибири
Шрифт:
— Вставайте!.. Началось!..
Я протираю глаза.
— Что такое? — спрашиваю.
— Перестрелка началась!
Я взглянул на красногвардейца и сейчас же догадался в чём дело.
— Уходите из своего кабинета!
— Зачем?
— Уходите — говорю вам.
И не успел он проговорить последнее слово, как послышался сухой треск оружейных пуль, которые врезались в стену дома. Послышался звон стекла.
Я взглянул на часы, было 20 минут шестого.
Я вышел из кабинета и пошёл осматривать, что делается в других углах дома.
Кругом — движение на диво упорядоченное. Наша молодая Красная гвардия, как я — большой скептик — лично убедился, хорошо дисциплинированна.
Отряды то уходят, то приходят и каждый раз приносят трофеи: то арестованных белогвардейцев, то захваченные револьверы и винтовки.
Стреляли главным образом из городского сада. Красногвардейцы отдельными отрядами начали наступать и теснить, а затем и окружать наступающих белогвардейцев.
Вскоре был захвачен первый отряд белогвардейцев — 24 человека. Их повели в караульную команду. Вслед за тем в Дом свободы доставили воз с винтовками. Офицер, взявшийся, как видно, доставить винтовки в Учительский
Теснимые со всех сторон, многие белогвардейцы — на рукавах у некоторых из них были повязки из материи белого и зелёного цвета — побросали ружья, револьверы и патроны, которые потом находили в саду и даже на улицах. («Знамя революции», № 105 за 30 мая 1918 г.)
Обстрел Дома свободы вёлся в то утро не только с территории Городского и Соборного садов, но и с чердаков некоторых близлежащих зданий, и вроде бы как даже из слухового окна одного из них по красногвардейцам прицельно и весьма умело строчил пулемёт (маловероятно, однако сообщения об этом имеются). Опасность захвата оплота революционного большевизма, таким образом, была, видимо, достаточно велика, но, тем не менее, красным всё-таки удалось отстоять свою цитадель, после чего перейти в наступление и, выражаясь совсем уже военным языком, полностью опрокинуть противника. Ровно с тем же результатом закончились примерно к 10 часам утра бои и в других районах города. Все объекты, подвергшиеся атаке со стороны мятежников, Советам удалось удержать, захватить пленных и даже уничтожить некоторое количество боевиков. Потери же самих красных в тот день оказались совсем невелики: один красногвардеец по фамилии Герасименко [442] получил тяжелое ранение в живот, а ещё один — Потеряев — погиб. К сожалению, не обошлось без жертв и со стороны мирного населения. Так, смертельное ранение получила одна пожилая женщина, спешившая в то злополучное утро на улицу Торговую (ныне Вершинина) пораньше занять место на продовольственном базарчике.
442
Его сразу же поместили в больницу, хирург сделал удачную операцию, так что вскоре он уже пошёл на поправку. После того как красные оставили Томск, новые власти тут же распорядились выставить у постели Герасименко караул, чтобы тот не сбежал, и, как только поправится, перевести его в тюрьму. По замечанию Вегмана, Пётр Герасименко был парень очень крепкого телосложения да к тому же не из робкого десятка, он постоянно задирал своих охранников, и вот однажды утром его нашли задушенным прямо в больничной палате, по официальной версии — «повесившимся»…
Положение большевиков, несмотря на одержанную победу, оказалось, тем не менее, довольно шатким. Во-первых, вскрывшаяся накануне измена в рядах красноармейских подразделений, сильно подорвала доверие Советов к ним, и военно-революционный комитет, по некоторым сведения, практически не использовал их для борьбы с мятежниками, опасаясь перехода набранных по контракту военнослужащих на сторону эсеро-белогвардейских боевиков. Во-вторых, более преданные, с этой точки зрения, отряды пролетарской и интернациональной гвардии были уже достаточно утомлены не прекращавшимися уже несколько дней круглосуточными дежурствами да вдобавок ко всему оказались ещё и изрядно потрёпаны в результате только что закончившегося многочасового боя.
Поэтому во избежание повторного вооруженного выступления со стороны оппозиции, которое на этот раз, возможно, могло и пересилить потенциал красных, томские большевики решили прибегнуть к элементарному запугиванию своих противников и развесили днём 29 мая по улицам официальное объявление, подписанное председателем военно-революционного штаба Семёном Канатчиковым. В нём мятежники извещались о том, что, в случае возобновления ими боевых действий, красная артиллерия сразу же начнёт обстрел «тех мест города, где таковые попытки последуют». Для большей убедительности в устье реки Ушайки была поставлена на якорь баржа с размещёнными на ней несколькими пушками, стволы которых навели на торговую часть в центре города, откуда, предположительно, и ожидалось нападение на губисполком. Пушки, кстати сказать, установили на особых платформах, при помощи которых они достаточно легко и быстро поворачивались в любую сторону.
И толи это предупреждение подействовало, толи силы мятежников также оказались уже изрядно истощены, но только к часу дня 29 мая повстанцы полностью прекратили вооруженное сопротивление властям, и стрельба в Томске окончательно утихла. Есть сведения, что вооруженная оппозиция, реально оценив свои возможности, решила не предпринимать больше попыток самостоятельно свергнуть власть большевиков, а попросить помощи у чехов. По распоряжению штаба мятежников, в Новониколаевск к легионерам направили специального представителя, а проще говоря — гонца. История даже сохранила нам его фамилию — А. Чернецкий. Наступавшие с запада по Транссибу чехословаки уже успели к тому времени захватить Юргу (28 мая) и Яшкино (29 мая), так что до них было совсем рукой подать. Однако на их пути ещё находилась станция Тайга, контролировавшаяся достаточно сильным красным гарнизоном из Томска.
Несмотря на полное прекращение боевых действий, напряженность в Томске 29-го и 30 мая не спадала.
«Город, — по воспоминаниям одного из безымянных очевидцев, — как-то насторожился и сосредоточился. Неровно и тревожно шли занятия в учреждениях. С тревогой и шумом носились по мостовой советские автомобили и грузовики. Тяжко громыхая, проползла куда-то мортирная батарея. На заборах появился свежий и сырой от клейстера декрет: «Ввиду предательского выступления белогвардейских банд, военно-революционный штаб предупреждает граждан Томска, что в случае новых попыток выступления будет открыт артиллерийский обстрел…». Появились слухи, что чехи подходят к Тайге с востока и запада, и даже вроде бы имя Гайды впервые прозвучало уже в эти дни» («Голос Сибирской армии», № 20 от 29 мая 1919 г.).
Находившиеся в крайнем напряжении большевики теперь, когда выступление вооруженной оппозиции в городе вроде бы временно прекратилось, с нетерпением
В тот ответственный момент проявили революционную сознательность и представители городского союза фронтовиков, рядовых участников минувшей войны, стоявших по преимуществу на левых политических позициях. Как вспоминает В. Вегман [443] , придя в губисполком, они заявили о желании сформировать из своего состава отряд добровольцев для отправки на тайгинский фронт. Данное предложение большевики конечно же восприняли как дельное и при этом весьма своевременное, но вместе с тем у них возникли некоторые опасения по поводу того, а не повернут ли фронтовики оружие против советской власти, и поэтому объявили им, что винтовки и пулемёты они получат не в Томске, а только после того, как прибудут на станцию Тайга в распоряжение коменданта Лебедева. На том, собственно, и порешили, однако выполнить данный план в полном объёме, кажется, так и не удалось.
443
Здесь и дальше мы цитируем, пожалуй, самую известную его статью под названием «Как и почему пала в 1918 г. Советская власть в Томске», опубликованную в журналах «Сибирские огни» (№ 1–2 за 1923 г.) и «Путь борьбы» (вып.1 за 1923 г.).
В те дни в Томске начала осуществляться ещё одна тактическая задумка большевиков, также направленная на успешное осуществление операции по освобождению Новониколаевска. Товарищам М. Сумецкому и Е. Фефуру военно-революционный штаб поручил срочно привести в порядок и вооружить два речных
парохода для того, чтобы по получении известий о взятии Лебедевым Юрги немедленно перебросить на этих бортах по Томи и Оби в район Новониколаевска дополнительные силы и нанести удар с тыла по частям чехословацких мятежников [444] . Таким образом, к вечеру 30 мая на пары было поставлено, как и планировалось, два парохода. Один большой — под названием «Ермак» [445] и другой — поменьше, с новым революционным именем «Федеративная республика». На нижнюю палубу «Ермака» втащили несколько лёгких орудий и около
444
Даже по этому незначительному эпизоду видно, что глубоко ошибались те, кто считал большевиков полными неумехами в военном деле. Противника ни в коем случае нельзя недооценивать — золотое правило всех знаменитых полководцев.
445
В Сибири флагманы большинства речных флотилий, как правило, называли именем Ермака, и это понятно. В России самый знаменитый былинный герой — Илья Муромец, а у нас — сибиряков — Ермак Тимофеевич. Ермак был сам выходцем из простого народа (хотя и из казачьего сословия), поэтому и при советской власти всегда считался положительным героем (ну как же, открыл путь в сказочно богатую колонию, доставшуюся коммунистам в наследство от самодержавия). Чего нельзя сказать, например, о другом, ещё более знаменитом, казаке — Степане Разине, навсегда сохранившемся в благодарной памяти русского народа в образе «разбойника лютого», истинного защитника всех «униженных и оскорблённых», неистребимый дух которого витал и витает до сих пор по необъятным просторам нашим. Мятежный и непокорный атаман, истинный народный вождь на все, как говорится, времена и общественно-политические формации. И надо сказать, что-то вот не припомнится нам, чтобы при какой-либо власти (при царской ли, при советской ли, а при нынешней — тем более) любили называть именем Степана Разина ну хотя бы пароходы… Непопулярная, значит, тема: была, есть и долго, видимо, ещё будет. Вспоминается в связи с этим один очень драматичный эпизод середины 70-х годов прошлого века: страдавший язвой желудка писатель и кинорежиссёр (сибиряк) Василий Шукшин неожиданно умирает от… сердечного(!) приступа в расцвете творческих и жизненных сил, именно тогда, когда намеревался приступить к съёмкам фильма о Степане Разине под названием «Я пришёл дать вам волю»…
«И был бы «Разин» в этот год! Натура где — Онега, Нарочь? Всё печки-лавочки, Макарыч, Такой твой парень не живёт!»Кажется, — немного подалась криптограмма…
30 станковых пулемётов, а также другое, более лёгкое вооружение и боеприпасы.
В пять часов вечера 30 мая Вегман зашёл в губисполком и с удовлетворением отметил для себя, что там царит очень благоприятная обстановка («Заря», Томск, № 12 от 9 июня 1918 г.). Только что из Тайги пришло сообщение об успешном бое в районе Юрги, о том, что противник разбит и в панике отступает к Новониколаевску. В этих условиях военно-революционный штаб планировал уже к утру следующего дня отправить по железной дороге на запад около 150 добровольцев-фронтовиков, а по реке — отряд красноармейцев в район Новониколаевска. Всё складывалось настолько удачно, что члены штаба поручили Вегману отразить данное обстоятельство каким-то образом в завтрашнем номере «Знамени революции». Посоветовавшись с товарищами, Вениамин Давыдович решил разместить на передовой полосе своей газеты специальный политический «аншлаг», извещавший городское население обо всех последних победах советской власти в борьбе с мятежниками. Заголовок редакционной статьи, по замыслу автора, должен был быть набран большими буквами через всю страницу и звучать следующим образом: «Никогда ещё Советская власть не стояла так прочно и незыблемо, как теперь».