День освобождения Сибири
Шрифт:
По одной из них в тот же самый день, а точнее в ночь на 28 мая, в Томске якобы удалось арестовать ещё одну группу заговорщиков. Во время рейда красногвардейского патруля по уже мирно спящему городу за ставнями одного из домов был замечен свет, и это насторожило караул: ведь комендантский час давно уже наступил. Красногвардейцы решили проверить на всякий случай, нет ли там чего-нибудь криминального, направились к подозрительному дому и тут же напоролись толи на эсеровских боевиков, толи на офицеров-подпольщиков, а возможно — на тех и других одновременно, собранных вместе на нелегальную сходку. Завязалась ожесточённая перестрелка, через некоторое время сюда же прибыл дополнительный вооруженный отряд красных в количестве 20 человек во главе с самим начальником городской пролетарской гвардии тридцатилетним поляком Феликсом Галинским. Подпольщики сопротивлялись отчаянно, несколько человек из числа красных бойцов получили ранения, в том числе их командир Галинский [435] . Однако ввиду численного превосходства противника, боевики вскоре прекратили сопротивление и отступили, рассеявшись в спасительной ночной темноте.
435
Вследствие
И всё-таки некоторых из подпольщиков удалось тогда задержать и допросить. И вот с ними, как оказавшими вооруженное сопротивление представителям законной власти, надо полагать, уже не стали особо церемониться. Кто-то из арестованных, возможно, не выдержал допроса с применением физических мер воздействия и выдал, как полагают комментаторы тех событий, не только дату начала общегородского восстания, но и имена некоторых офицеров, находившихся по заданию подпольщиков в рядах городского красноармейского отряда. Таковыми оказались: поручик Максимов и штабс-капитан Николаев; их тем же следом арестовали.
Точно известно также, что 28 мая был задержан и бывший прапорщик (по другим сведения — поручик), а к тому времени уже священник Николай Златомрежев. Как писала потом одна из томских газет, его схватили на собственной квартире, отвезли в гостиницу «Европа», «в подвалы совдепа, и оттуда он уже не вышел живым». Жестоким допросам, по всей видимости, подвергся в те дни ещё один демобилизованный прапорщик, член правоэсеровской партии Иван Иванов, он и до этого неоднократно задерживался большевиками по подозрению в «контрреволюционной» деятельности, но до того момента ему каким-то образом удавалось избегать ответственности. Однако в трагические дни конца мая судьба оказалась к нему не так благосклонна, как раньше, после ареста он точно так же сразу же бесследно исчез, а в начале июня его труп обнаружили в реке со сломанной, видимо, во время допросов челюстью и выбитым глазом.
Ещё одну версию того, как красным удалось узнать о дне и времени вооруженного выступления, приводит в одной из своих статей упоминавшийся уже нами очевидец тех событий, журналист, а впоследствии известный советский историк В. Вегман [436] . По его словам, подпольщики на самое последнее перед восстанием совещание допустили по неосторожности двух большевистски настроенных юношей (Бориса Качинского и Бориса Максимовича), которые, о многом там узнав, сразу же сообщили обо всём в исполком.
436
«Сибирские контрреволюционные организации в 1918 г.» — журнал «Сибирские огни», № 1 за 1928 г.
Таким образом, благодаря полученным тем или иным способом сведениям у томских большевиков появилась возможность заранее подготовиться к отражению атаки боевых групп заговорщиков. Тем они, видимо, и спасли себя от, возможно, точно такого же сокрушительного разгрома, которому подверглись их товарищи в Мариинске, Новониколаевске и Челябинске. Так из всё той же полученной накануне восстания секретной информации стало известно, что заговорщики планировали нанести удар главным образом, по следующим целям: по Дому свободы, где располагался штаб Красной гвардии [437] , по гостинице «Европа», где уже несколько месяцев размещался губернский исполком и офис ЧК, а также по тюрьме на Воскресенской горе, где содержались в тот момент члены Западно-Сибирского комиссариата ВПАС, ну и, конечно, по военным складам с целью захвата оружия. Узнав об этом, красным оставалось лишь усилить к утру 29 мая охрану данных объектов, укрепить их дополнительными пулемётными точками, а также попытаться нанести упреждающий удар по штабу восстания, который, по полученным сведениям, должен был находиться на момент начала мятежа в здании учительского института [438] , располагавшегося тогда на улице Александровской (теперь Герцена), почти на самой окраине города. Зданием учительского института в ту пору улица заканчивалась, дальше никаких строений не существовало, только — лес, так что место являлось весьма подходящим для конспирации.
437
Данной группе боевиков также была поставлена задача — по возможности захватить расположенные неподалёку так называемые арестантские роты и освободить томившихся там в неволе политических узников
438
Теперь это учебный корпус № 2 Томского государственного педагогического университета.
Подпольщики, в свою очередь, узнав о провале, решили, тем не менее, не отменять намеченного выступления. Однако для того, видимо, чтобы фактор внезапности с их стороны каким-то образом всё-таки сработал, они перенесли время начало мятежа с семи часов утра на четыре часа ночи 29 мая [439] . Но и эту точку отсчёта потом уже, видимо, по ходу дела им также пришлось скорректировать. В статье Вегмана, опубликованной сразу по горячим следам тех событий («Знамя революции», № 105 за 30 мая 1918 г.), говорится о том, что нападение на Дом свободы началось двадцать минут шестого утра, то есть как минимум на час позже вторично запланированного времени «Х». И всё, видимо, потому, что ударом большевиков по штабу восстания были окончательно спутаны все планы подпольщиков, и они начали атаковать красных уже без какого-либо общего руководства, а каждая группа стала действовать по собственному усмотрению.
439
Кстати, ещё раз о датах. В исторических источниках фигурируют опять-таки различные данные о том, когда началось выступление томских подпольщиков. Одни комментаторы утверждают, что это произошло утром 28 мая, другие — что 29-го, а некоторые — что всё случилось, чуть ли не 30-го и даже 31-го числа. Но
такого рода выкладки), видимо, достаточно трудно было найти какие-то убедительные материалы в первоисточниках на этот счёт. И действительно, во многих газетах тех дней, которые являются главными и, к сожалению, единственными, порой более или менее объективными свидетелями происходивших в те дни событий, мало что есть конкретного по поводу спорной даты. Чаще всего там пишут: или «несколько дней назад», или «незадолго до бегства большевиков из города», или ещё что-нибудь подобное и в том же духе. И вот вдруг совершенно случайно в томской газете «Голос народа» (№ 144 за 1918 г.) мы наткнулись на небольшую заметку следующего содержания: «28 ноября мать, отец, брат и сёстры поручика Прохорова-Кондакова заказали заупокойную всенощную в Петропавловской церкви по случаю полугодового дня кончины поручика. А 29-го числа была отслужена заупокойная литургия в женском монастыре на могиле усопшего». Абсолютно точно известно, что поручик Прохоров-Кондаков получил тяжелое ранение во время того самого вооруженного выступления боевых групп томских подпольщиков, о котором мы сейчас говорим, потом взят в плен и вскоре добит в большевистских застенках. И всё это, получается, что произошло ровно полгода назад, то есть именно 29-го мая, ни днём раньше, ни днём позже. Таким образом, у нас есть теперь абсолютно объективное свидетельство, на которое вполне можно опереться в качестве доказательства истинности заявленного утверждения. В той же газете (но только в № 3 от 4 июня 1918 г.) приводится ещё один, возможно косвенный, но всё-таки факт: в заявлении перед представителями профсоюзных организаций освобождённый уже к тому времени из тюрьма Борис Марков указал, между прочим, что выступление томских подпольщиков намечалось именно на 29 мая.
На подходах к учительскому институту красные в два часа ночи устроили засаду и провели несколько задержаний прибывавших туда подпольщиков. Там же была перехвачена подвода с винтовками и убит офицер [440] , сопровождавший этот внушительный арсенал. А несколькими днями ранее совершенно случайно большевики обнаружили ещё и закопанный в земле схрон с оружием. Однажды утром, вскоре после событий у женского монастыря, к часовому Дома свободы подошёл рабочий и сообщил, что в Лагерном саду во время копки песка для ремонта печей он нашёл зарытые в землю винтовки и цинки с патронами. Направленный туда наряд, по воспоминаниям красногвардейца Александрова, конфисковал целый арсенал в сто винтовок, по всей видимости, как раз те трёхлинейки, которые в конце марта похитили со склада 39-го полка и которых недосчитались томские чекисты при раскрытии эсеровского тайника на квартире Николая Немиро.
440
Это по версии Вегмана, другие источники утверждают, что тот офицер, которым являлся поручик Прохоров-Кондаков, был лишь тяжело ранен в перестрелке.
В завершение наших предварительных замечаний нужно ещё отметить, что силы противоборствующих сторон в Томске находились в количественном отношении в примерном равенстве. У подпольщиков имелись две объединённые боевые группы — эсеровская и офицерская — всего, по всей видимости, не более 700 человек, а у Советов — сравнительно небольшой отряд рабочей гвардии, красногвардейцы-интернационалисты и две вряд ли надёжные роты красноармейцев (пехотинцы и артиллеристы). И хотя подпольщики имели некоторое преимущество в опытных офицерских кадрах, зато томские большевики, так же как и их товарищи в других городах Сибири, обладали значительным и, главное, качественным превосходством в вооружении. Таким образом, шансы на победу у заговорщиков, с учётам всех этих обстоятельств, а также многочисленных неудач, предшествовавших их выступлению, были не так уж и велики. Им явно не помешала бы в тот момент помощь со стороны чехословаков, но ни одного батальона с легионерами на железнодорожных станциях Томска, а также в непосредственной близи от города в тот момент не наблюдалось. И всё-таки томские оппозиционеры приняли решение — выступить…
Утром 29 мая сразу в трёх местах города, как свидетельствуют источники, разгорелись бои. В районе Дома свободы, у здания исполкома, а также около учительского института. Как писал В. Вегман, «из разных углов местности… начали выходить небольшие группы белогвардейцев», так же как и в Новониколаевске, с бело-зелёными повязками на рукавах. Эти люди ещё до наступления комендантского часа успели вечером 28 мая рассредоточиться по конспиративным квартирам, чердакам, подвалам и другим укромным местам [441] .
441
Большевики, как сообщала впоследствии газета «Голос Сибирской армии» (№ 20 от 29 мая 1919 г.), об этом распоряжении подпольного штаба также сумели узнать и ограничили движение по городу не с десяти часов вечера, как обычно, а уже с восьми, выставив дополнительные патрули и даже броневики, курсировавшие по центру города в тот вечер.
Интенсивная перестрелка (два-три залпа, потом — одиночные выстрелы) между противоборствующими сторонами продолжалась, в общей сложности около пяти часов и начала стихать лишь только к 10 часам утра. Однако редкие отзвуки вооруженного противостояния были слышны ещё примерно до часу дня.
Самый ожесточённый бой утром 29 мая произошёл, по всей видимости, у Дома свободы. Здесь находились основные силы красногвардейцев, сюда же были направлены, надо полагать, и лучшие боевые группы повстанцев. Краткую зарисовку этого уличного сражения сделал несколько дней спустя всё тот же Вениамин Вегман, находившийся во время тех событий как раз в Доме свободы.