День освобождения Сибири
Шрифт:
Текст договора. Станция Военный городок Забайкальской железной дороги. 27 мая 1918 г. «Мы, нижеподписавшиеся: 1) представители русской власти: Янсон, Гейцман, Лыткин, 2) представители чехословаков: штабс-капитан Гоблик, доктор Тайер, прапорщик Дакснер, 3) французский генеральный консул Буржуа и французский офицер Верей, американский генеральный консул Гаррис, гражданин Макгаун и переводчик Берген приняли следующие взаимно обязательные условия: 1) в целях избежания ненужных недоразумений и кровопролития и установления взаимного доверия с чехословаками русские власти обязуются каждому эшелону чехословаков давать гражданского комиссара, в задачи которого входит разрешать все недоразумения, все спорные вопросы, могущие возникнуть в пути, а также оказывать полное содействие к передвижению порученных ему лиц; 2) считая все выше перечисленные гарантии вполне обеспечивающими
В конце дня 27 мая оба мятежных эшелона со станции Иннокентьевская, разоружившись согласно достигнутой договорённости, проследовали через Иркутск в Читу. 28 мая на тех же условиях удалился в том же направлении ещё один батальон чехословацких войск, находившийся до той поры на станции Половина. И всё, казалось бы, складывалось для правительства Центросибири как нельзя лучше в районе Иркутска, если бы не одно но: остальные эшелоны легионеров, располагавшиеся ещё дальше на запад до границ Енисейской губернии, не изъявили абсолютно никакого желания присоединяться к достигнутому соглашению. Они, видимо, уже точно знали о событиях в Мариинске и Новониколаевске, а может быть, даже и получили уже к тому времени приказ Гайды о начале всеобщего вооруженного выступления против советской власти. Так или иначе, но в ночь с 28-го на 29 мая эти части также подняли вооруженный мятеж, в результате которого была свергнута власть большевиков в городах Нижнеудинске и Канске.
Что касается их товарищей по оружию, тех четырёх эшелонов, что приняли условия Центросибири и проследовали безоружными во Владивосток, то их, так скажем, примиренческую позицию можно объяснить, пожалуй, лишь тем, что, возможно, они совсем ничего не знали о решениях предсъездовской конференции в Челябинске, а также ни сном ни духом, как говорится, не ведали, что определены теперь под команду мятежного командора Гайды, а тем более, видимо, даже и не получали от него никаких приказов о всеобщем вооруженном выступлении. Вполне вероятно также, что и иностранные консулы не имели никакой информации о передвинутой на конец мая дате вооруженного восстания, поэтому и дали промашку, уговорив четыре эшелона чехословаков, целый стрелковый полк, практически полностью сложить оружие под Иркутском.
В том же примерно направлении, кстати, действовала и часть политических руководителей Чехословацкого корпуса, находившаяся на тот момент уже во Владивостоке: Гирса, Гурбан и Гоуска. Они сразу же после получения известий о начале мятежа в Сибири отправили через Иркутск всем эшелонам телеграмму с разъяснениями, в плане того что вооруженное столкновение с сибирскими властями является полным недоразумением, которое необходимо в ближайшее же время преодолеть совместными усилиями. В этом же послании они указывали, что изменённый план по эвакуации через Архангельск инициирован не кем иным, как самими союзниками ввиду отсутствия во Владивостоке транспорта. В связи с чем они призвали своих братьев по оружию согласиться с новыми требованием сибирских властей и немедленно преодолеть все возникшие недоразумения путём мирного диалога с большевиками («Голос Приморья», Владивосток от 31 мая 1918 г.).
6. Свержение советской власти в Челябинске
Свои отличительные особенности имел и переворот в Челябинске. В этом городе, а точнее на тупиковых путях его так называемой переселенческой ветки, по разным подсчётам, к моменту переворота скопилось от 8 до 9 тысяч солдат и офицеров Чехословацкого корпуса под общим началом подполковника Сергея Войцеховского (командир 3-го полка) и поручика Яна Сыровы (командира 2-го полка). Под руками у местного совдепа имелось на тот момент всего 700 человек красногвардейцев и красноармейцев. При таком соотношении сил никаких шансов на успех в противостоянии с легионерами у челябинских большевиков практически не было.
Почему здесь именно так всё сложилось, можно объяснить несколькими причинами. Ну, во-первых, станция Челябинск являлась собственно
Теперь по поводу того, почему против двух полков легионеров в городе удалось собрать всего лишь один неполный батальон красных бойцов. И тут всё как будто бы просто. Во-первых, Челябинск периода второй и третьей русских революций — это не тот промышленный гигант с более чем миллионным населением, что мы имеем сейчас. В 1917 г. в нём проживало всего 70 тысяч человек, что было значительно меньше, чем, допустим, в Омске, Томске и даже в Иркутске. Во-вторых, Челябинск тогда являлся не областным центром, а лишь уездным городом Оренбургской губернии. А поскольку район Оренбурга стал с конца 1917 г. местом ожесточённой борьбы большевиков с контрреволюцией [425] , то по распоряжению губернских властей туда из всех уездов периодически отправлялись отряды красных добровольцев. Так что, хоть и богата (как любят говорить, например, современные хоккейные тренеры) челябинская земля талантами, однако и её ресурсы не беспредельны. Те 700 человек красноармейцев и красногвардейцев, что имелись в наличии в городе к концу мая 1918 г., остались, видимо, последним резервом, что удалось собрать местным большевикам, что называется, «по сусекам». Ещё до первого вооруженного конфликта с чехословаками 17 мая челябинский совдеп, как мы знаем, обращался к своим екатеринбургским товарищам с просьбой прислать им в помощь рабочих-красногвардейцев, но так, видимо, никого и не дождался.
425
Здесь, так же как в Забайкалье, часть местного уральского казачества под предводительством атамана А.И. Дутова подняла восстание против советской власти.
Ну и, наконец, последнее: мятеж в Челябинске начался, как и в Новониколаевске, ночью (только не 26-го, а 27 мая), когда военнослужащие красных частей по большей части мирно спали у себя в казармах, так что они были достаточно быстро и легко разоружены. А судя по воспоминаниям одного из участников тех событий большевика Александра Буцевича (журнал «Пролетарская революция», № 5 за 1922 г.), создаётся впечатление, что в Челябинске вообще никакого вооруженного столкновения не произошло, а просто чехословаки взяли в ночь на 27 мая все важнейшие объекты города, практически без боя, под свою охрану — и всё.
Судите сами: днём после ночного переворота Буцевич, по его собственным словам, спокойно разгуливал по улицам Челябинска, сначала зашёл в общественную столовую в центре города, позавтракал. Потом он направился в советский исполком, который, в это с трудом верится, но продолжал заседать и решать ещё какие-то вопросы, правда уже под охраной чешских легионеров, стоявших у входа в здание. Здесь, в исполкоме, Буцевич провёл некоторое время, после чего получил от вышестоящих товарищей задание как можно быстрее добраться до г. Кургана и срочно организовать там рабочих для отпора чехословацкой угрозе. В том самом направлении Буцевич без всяких препятствий в тот же день и отбыл.
Если учесть, что данные воспоминания были опубликованы в начале 20-х годов, когда жесткой советской цензуры образца 30-х годов ещё не существовало, то словам Александра Буцевича, с нашей точки зрения, вполне можно доверять и, следовательно, на основании их сделать некоторые выводы. Если учесть колоссальный перевес сил у чехословаков и принять во внимание, что действительно челябинские большевики в первые дни после мятежа находились на свободе и, более того, продолжали исполнять некоторым образом свои служебные обязанности, то весьма вероятно, что никакого вооруженного сопротивления они в ночь на 27 мая вообще не оказывали, в противном случае их бы сразу же арестовали или уж, на худой конец, не позволили бы работать да ещё и отдавать какие-то там распоряжения.