День Победы. Гексалогия
Шрифт:
О том, что спецслужбы соседней страны ведут работу среди военных, Исмаил бин-Зубейд знал и раньше, он хорошо помнил историю, в том числе и случаи, когда контрразведка раскрывала целые заговоры, ниточка от которых неизменно тянулась через вод Персидского залива на восток. Просто осознавать, что один из тех, кого обычно называют предателями, был с тобой рядом столь долго время, и ты сам благоволил ему, это… неприятно, наверное. Но терпимо, особенно сейчас.
— Твои… друзья, — генерал немного замялся. — Они серьезно готовы помочь нам?
— Более чем, господин! И кроме желания у них еще есть немалые
— Хочешь организовать встречу с резидентом?
— Через три дня, — не отвечая на вопрос, сообщил Аль-Джуни. — На границе с Оманом, точное место сообщат позже. Только вы и я, больше никого. С их стороны тоже двое. Вы не должны опасаться провокаций, господин! Все честно!
Исмаил бин-Зубейд внимательно посмотрел на своего офицера, словно испытывая того, пытаясь отыскать слабину. А затем молча кивнул — он уже принял решение, и не сможет называть себя мужчиной, если повернет вспять. Три дня — это же не так много. Придется лишь немного потерпеть.
Вызов в штаб застал полковника Нагиза Хашеми на огневой полосе. Нет, сам офицер Корпуса Стражей исламской революции не проходил все эти препятствия — на этот раз он с безопасного расстояния наблюдал за тем, как его бойцы ползут под низко натянутыми нитями колючей проволоки, переваливаются через стены, палят из автоматов по появляющимся на несколько секунд мишеням, метают ручные гранаты, пытаясь уложить их в отверстие размером с ветровое стекло автомобиля. А рядом стояли их командиры с секундомерами в руках, и каждый солдат знал — каждое мгновение промедления обернется не меньше, чем километровым марш-броском в полном снаряжении.
Пасдараны из отдельной бригады «коммандос» в который раз штурмовали эту полосу препятствий, в ожидании начала священной войны оттачивая свое мастерство. С исступлением фанатиков они снова и снова шли вперед, порываясь сквозь стену огня, до крови царапая спины о шипы колючей проволоки. Каждый знал, что час решающей битвы близок, и каждый хотел встретить ее в полной готовности.
— Господин полковник, — рядом с Нагизом Хашеми вырос, как из-под земли, молодой сержант — даже борода еще не росла, так, щетина. А на заднем плане полковник заметил джип с водителем. — Господин полковник, вас приказано срочно доставить в штаб! Идемте!
Над полигоном, расположенным под Керманшахом, и принадлежавшем Семнадцатой пехотной дивизии, стоял страшный грохот — трещали автоматы, раскалившиеся от интенсивной стрельбы, рвались ручные гранаты, хлопали взрывпакеты. Но полковник Хашеми привык ко всему этому, как привык и посыльный, и потому они отлично слышали друг друга сейчас.
— Что за спешка, сержант? — сурово спросил полковник.
— Прибыл генерал Сафар! Это его приказ!
Имя командующего Корпусом Стражей исламской революции заставило Хашеми поторопиться. Никогда прежде столь высокий чин не настаивал на личной встрече с обычным офицером, а, значит, сейчас должно было произойти нечто необычное. Быть может, именно то, к чему Нагиз Хашеми готовился всю свою сознательную жизнь.
Генерал Омид Сафар ничем не выказал своего нетерпения, когда полковник Хашеми,
Нагиз Хашеми достаточно знал о своем командире, чтобы утверждать — сейчас он видит перед собой настоящего героя, выжившего в жуткой бойне. Солдаты Хусейна тогда немало натерпелись от летучих отрядов иранских «коммандос»-мотоциклистов, носившихся по пустыне, как ветер, появляясь там, где их никто не ждал. Двое пацанов с РПГ-7 едва ли не на мопеде — против сорокатонной махины танка, и Омид Сафар не раз выходил победителем из такой неравной схватки. Но однажды ему не повезло — пулеметная очередь с иракского Т-72 накрыла тарахтящую маломощным движком «боевую машину», уходившую за барханы после очередной удачной атаки.
Продолжая хромать, Омид Сафар, будто не замечая присутствия полковника, остановился возле стола, что-то взял оттуда, неторопливо вернулся к широкому окну — сквозь толстое стекло доносились отзвуки взрывов и стрельбы с полигона — вновь развернулся, и, приблизившись на три шага к полковнику, заговорил.
— Нагиз Хашеми, — произнес генерал, раскрыв тонкую папку, но почти не глядя в нее, словно выучил содержимое наизусть. — Родился в Исфахане, в семье священника. Военное училище, затем — десять лет безупречной службы, сперва в Тридцать первой пехотной дивизии, затем — в подразделениях специального назначения. Ваша бригада считается одной из лучших, вы гоняете своих людей до полного изнеможения, но это лишь заставляет все больше добровольцев просить о переводе именно в вашу часть. Все знают, что «коммандос», служащие под вашим началом, подготовлены лучше многих других. Они способны действовать на суше, на море и в воздухе, любым оружием, в наступлении и обороне. У вас есть боевой опыт, полковник?
Вопрос едва ли требовал ответа, и все же Нагиз Хашеми послушно сообщил:
— Я занимался подготовкой боевиков «Хезболлы» в Ливане, вместе с ними совершил несколько рейдов на территорию Израиля. Один раз наша группа попала в засаду, устроенную неверными. Половина моих людей осталась там, прикрывая наш отход — они все погибли, выиграв для нас время, еврейские собаки, оказывается, неплохо умеют воевать. Я хотел остаться со своими людьми, я с радостью принял бы смерть во имя Аллаха, но не мог нарушить приказ.
— Вы поступили верно, полковник, — кивнул генерал Сафар. — Одно дело, когда еврейским собакам достаются тела ливанцев или сирийцев, и совсем другое — если это будет иранский офицер, пусть даже мертвый. То, что вы здесь, означает, что вы не только храбрый боец, но еще и дисциплинированный, а именно это мне и нужно. Скажу стразу — на вас мой выбор пал не сразу. Я изучил несколько кандидатур, довольно-таки много, ознакомился с личными делами, выслушал рекомендации командиров и просто сослуживцев. И в итоге выбрал именно вас!